Иглы мглы

Знакомый погрохатывает гром.

30 декабря

1998

РОЖДЕСТВЕНСКИЕ СТРОФЫ

1
Ко мне Господь подводит облако,
держа, как лошадь, в поводу,
и спрашивает: 'Хочешь яблоко
иль Вифлеемскую звезду?'
А я оглядываюсь — около
плоды и звездочки висят,
вот мимо облачко процокало;
наверно, это райский сад.
И я, такой неподобающе
тяжелый, стукнут по плечу
и дружески, и чуть пугающе,
и вот уже лечу, лечу…
Первая строфа приснилась
в ночь на Новый год
2 января

2
И зачем, скажи на милость,
после всех невзгод
первая строфа приснилась
в ночь на Новый год?
В ней меня своим признали
райские друзья;
словно накурился шмали,
сам себя дразня.
Было жаль со сном проститься,
так тому и быть;
что ж, проснулся — надо бриться,
старый год забыть.
Что там сон — пустяк, безделка…
Жить бы не по лжи.
Посмотрел, а на тарелке
яблоко лежит.
3 января

ИЗ РОБЕРТА БЕРНСА

Жил-был капризнейший дурак,
Бездумно жил, любил не так,
Был слишком вежливым для драк,
Позвольте сесть поближе;
Он песнями набил рюкзак
И слез никак не слижет.
Жил деревенской песни бард,
Что городской толпе не рад,
Он жаждал рифм, а не наград;
О, проходи не мимо!
Здесь, братской гордостью богат,
Вздохну не хуже мима.
Себе он вынес приговор,
Читатель хроник, мыслей вор;
Он с временем затеял спор,
Бахвалясь дикой силой;
Здесь пауза — и слез позор
Над свежею могилой.
Тюрьмы нередкий квартирант,
На джин он променял талант,
Был даже дома эмигрант
С раздумьями своими;
Под глупость не получишь грант,
Лишь запятнаешь имя.
Читатель, здесь повремени!
Почти своим вниманьем дни
Его и руку протяни;
Пусть был он непокорен;
В том, что он жил и рос в тени,
Есть, видно, мудрый корень.

5 января

ЛЕРМОНТОВСКИЙ МОТИВ

Елене-Злате

Лазурь и золото — бессмертные цвета,
возьмем мы их с тобою за основу,
чтобы понять, откуда смелость та,
с какой художник обращался к слову;
с какою брался вновь за карандаш,
едва дыша в прогибе нежных линий;
и ты сегодня многое отдашь,
чтоб разгадать явление эриний.