Иглы мглы

* * *

Не та, что хуже воровства
приди иная простота,
чтоб каждой строчке вырастать
путем кленового листа;
чтоб далью был разбужен глаз…
И ощущеньем высоты
входило в нас, входило в нас
сквозное чувство простоты.

30.11.66

* * *

Обо мне не говорили: сложен.
Чаще отзывались — непонятен.
Был я, словно дом, из клеток сложен
собственных и собственных понятий.
Я свои стихи читал ребятам. Рядом
жили и со мной учились.
Их глаза вставали длинным рядом:
то они тускнели, то лучились.
Но последнее случалось редко.
Чаще слышал: 'Эвон, брат, загнул ты…'
Я им доказывал, я спорил резко;
и было после муторно и мутно.
А знаете, пожалуй, не напрасно
стихами я товарищей терзал.
Сейчас припоминается прекрасно,
как я работал, мыслил и дерзал…
Да что я о себе… Мои ребята,
бывает, просветленны и тихи,
попросят даже слишком виновато:
'Ну, где твои последние стихи?
Когда тебя представит миру 'Юность'?'
Обманываю: бросил эту дурость.
С чего бы это вздумалось беречь!
Мне стыдно за вчерашнюю бездумность
и страшно за сегодняшнюю речь.

25.12.65

ПЕРМСКИЕ БОГИ

В кафедральном соборе открыта сейчас галерея,
чтобы мог посетитель узнать о великой Перми
и по залам прошествовать, высокомерно глазея
на собрание редкостей, скрытых тугими дверьми.
Чтобы мог он потом, помянув в холостом разговоре
про иконопись Савина и лицевое шитье,
с тем же пафосом долго расхваливать Черное море,
и песок побережья, и дачное летом житье.
Из-за этих стихов на меня обозлятся эстеты:
как я смел тонковедов уподобить невеждам таким?!
Только мода въедается глубже, чем ржа осыпает
монеты,
в отношения наши, в привычки, в то, к а к говорим.
Я молчать не хочу, когда вижу холеную маску
человека, цедящего истину знающим ртом.
Он Платонова любит, он к Лорке относится с лаской,
он вам даст почитать Вознесенского новенький том.
Он коснется кино — Куросава и Антониони,
он и в спорте силен, и в политике знает он толк…
Почему-то всеядность такая пугает невольно:
говорит-говорит, а не лучше бы взял да умолк…
Потому что порой, навидавшись интеллектуалов,
я домой прихожу — и в смятенье не знаю, как быть?!
Просто сердце устало от мудрых бесед ритуалов;
слишком мало натуры и сложен искусственный быт.
Я копаюсь в себе: а быть может, я тоже такой же?
Может, жадность до жизни придумана — сыграна
мной?
И озноб продирает металлической щеткой по коже,
со всеядностью зряшной в себе продолжается бой.
А приезжие люди тем временем ходят в соборе,
поднимаются в зал деревянных пермских скульптур;
и встречаются здесь, словно сходятся в давешнем
споре,
представители разных веков и различных культур.
Что откроют живые в резьбе, в изваяниях мертвых?
Что в них вызовут эти страдающие Христы?
Что с собою вы, люди, из бывшего храма возьмете?
Унесите хотя бы щепоть пресвященной земной
красоты!
Я когда-то хотел посвятить им стихотворенье,
Чтоб в конце, отвергая религии собранный хлам,
зачеркнуть мастеров гениально-безвестных
творенья,
упростив их искусство, поверить неверным словам.
Я хотел написать: настоящие пермские боги
не в хранилище собраны, это совсем не они.
Настоящими были лесорубы, охотники и углежоги,
чрез ваянья вошедшие в наши великие дни.
А сейчас понимаю: создав своего 'Саваофа',