свою непредусмотренную революционным законодательством частную практику особого вида.
Происхождение и состояние бочек, в которых обитал Диоген, ежегодно изменялось. Густой дух кислой капусты сменялся острым ароматом селедки, селедка — креозотом, креозот — неразгаданным технически неграмотными носами, но очень въедливым составом:
— У Диогена побывал, — безошибочно определяли в тот сезон его клиентов во всех редакциях.
Осенью опустевшую бочку перманентно крали на растопку соседние домохзяйки. Иногда в спорных случаях заднее дрались. Милиция этого тихого пригородного района протеста против летней резиденции Дно-: гена не высказывала, видимо, считая его в составе мусорной кучи, приравненным в правах к дырявым ведрам, и прочему безнадежному утильсырью.
Говорили о каких-то трех факультетах, оконченных Диогеном, о неудавшейся научной карьере, но знали твердо лишь одно: данная им по памяти справка всегда точна и верна, совет разумен. Гонорар за консультацию возможен и натурой в упаковке Госспирта и деньгами. Размеры его не таксированы: полученные: дензнаки Диоген, не считая, совал в карман своего неопределенного цвета пальто, не сменяемого ни зимой, ни летом.
Перед этой-то загадочной личностью, через детсять минут по окончании аудиенции у замзава, и стоял писатель вместе с почуявшим запах предстоящего шашлыка репортером. Он не ошибся. Консультация началась именно с заказа трех порций этого явно шовинистического блюда и большого графина «пшеничной».
Две первых стопки были выпиты молча: торопиться Диоген не любил, и лишь налив третью, коротко бросил: «Ну?»
Писатель обстоятельно изложил ситуацию и свои сомнения.
Диоген выпил четвертую, внимательно осмотрел пустую перечницу и произнес, обращаясь к висевшему на стене Микояну:
— Балда! Иди и бери аванс из расчета на тридцать печатных листов по тысяче. Возьмешь меньше — будешь полным ослом.
— Под «Комсомолку Джаваху» мне, что ли, брать, — подпрыгнул на стуле писатель, — или под «Юного ленинца Фаунтльроя»? Тему давай!
— «Советский Робинзон Крузо», — внятно и безразлично сообщил шестой стопке Диоген. — Требуй с диета полторы.
Писатель и репортер молча переглянулись: гениальность всегда проста.
— Все элементы налицо! — подсчитывал через минуту репортер. — Освоение новых земель — раз… Изумительный чердак у Диогена! Пафос строительства — два, стахановский энтузиазм — три, — дармовая халтура, — рабочее изобретательство — четыре. Старик Дефо словно в Детгиз писал!.. Приобщение культурно отсталого нацмена Пятницы к социализму — пять… тут, брат, пальцев не хватит. Вся генеральная линия без малейших исправлений! Переправь имена и валяй! Да и переправлять не надо — подставь лишь «в» в Крузо! Вроде Кукурузова будет, самая бедняцкая фамилия… Не тема, а Торгсин!
Выпили по седьмой и по восьмой, а на следующий день в графе срочных заказов Детгиза против имени писателя значилось: «Советский Робинзон» — 30 печ. листов — 1500 рублей. Всего 45 000 рублей. Срок — 6 мес. Творческая командировка за счет издательства…
Писатель подсчитывал у окошечка кассы пачки засаленных червонцев. Болела голова, но медлить было нельзя: репортер мог перехватить гениальный совет Диогена.
А совет был действительно гениален. Писатель поселил чудом спасшегося из лап белобандитов матроса Крузова на один из нёнанесенных на карту островов Аральского моря. Есть ведь такие! в 31-М году экспедиция Средазмета нашла целую колонию старообрядцев, потомков укрывшихся там еще при Николае Первом, живших в полной изоляции ото всего мира… Матрос Крузов выстроил себе из открытых им новых Строительных материалов жилище, над входом в которое начертал соком иодистых водорослей (тоже богатство): «Ура великому Сталину», приручил чаек и тюленя… В свободное от стахановской работы время он повторял по памяти все пункты программы ВКП(б) и заветы Ильича, открыл новые месторождения нефти, тщательно возделывал свой приусадебный участок и относил в сухую и проветренную пещеру излишки, подлежащие сдаче государству и страхфонду…
— Вот она, подлинная революционная романтика! — воскликнул, перечитывая написанное, писатель. — Крепкий фитиль вставлю Катаеву!.. У него — что? Баррикады из утиля! Хлам! Старье! А у меня — весь пафос строительства! Все шесть исторических пунктов в полном составе!
Когда Крузов начал обучать занесенного к нему каракалпака-рыбака пению «Интернационала» и словам — «под знаменем мудрейшего Сталина на всех парах к победе коммунизма», растроганный писатель даже сам прослезился…
Написать последнюю главу было совсем просто: экспедиция, снаряженная по личному указанию прозорливого, мудрейшего отца народов, открывает остров и грузит на корабль сбереженные Крузовым излишки. Судовой политрук выносит ему благодарность от имени партии и тов. Сталина за открытие нефтеносных источников и премирует вышедшим во время его робинзониады кратким курсом истории ВКП (б). Крузов торжественно клянется не ослаблять темпов открытий и перевыполнить нормы, а обученный «Интернационалу» каракалпак поет его перед микрофоном и подает заявление о вступлении в партию Ленина-Сталина.
Рукопись была закончена в срок, передана в редакционный отдел и через неделю писатель сидел у стола рецензента-редактора.
— Прекрасно, прекрасно, — говорил тот, поглаживая рукой по заглавному листу «Робинзона», — характеры ярки и выпуклы, живость и свежесть языка, тонкость и глубина психологического подхода… Но только, знаете ли, массы отсутствуют… Неудобно как-то! Критика может отметить… Вставьте-ка главки три- четыре с массовками, поправьте кое-что, самый пустяк… Понятно?
Писатель понял, засел за работу и через несколько дней озаренный светом великой мысли Сталина каракалпак привлек на остров сотню своих родичей, организовал образцово-показательный колхоз «Луч солнца Сталина», а в заключительной главе «Интернационал» пелся уже хором и политически грамотный Пятница подавал не личное, а коллективное заявление о приеме в партию.
И снова писатель сидел у того же стола, а редактор поглаживал заглавный лист дополненного массами Робинзона.
— Видите, как много выиграла повесть! Все разом ожило! — восхищался редактор. — Наша сила — в монолитности масс! Это у вас прекрасно и ярко отражено, но… руководящее влияние партии — в тени! Неясно, отвлеченно! Конкретнее надо, острее! Это в ваших же интересах… Маленькое дополнение, штрихи…
… Штрихи были внесены: вызванный по постановлению общего собрания островитян-колхозников парторг приземлил свой самолет на оборудованном ко дню октябрьской годовщины аэродроме необитаемого ранее острова, где тотчас же была создана низовая ячейка, которая к концу романа выросла в политотдел…
— Великолепно, — похваливал редактор, — роль партийного руководства ясна и рельефна. Монолитность и самодеятельность масс! Все в порядке! Вот что значит подлинный советский талант в плане руководящих указаний гениального товарища Сталина! Только кое-где маленькие неувязки: вот, например, неотмеченный на карте остров! К чему он? И местные организации могут заявить справедливый протест — целый остров просмотрели! Где же бдительность? Сделаем так: Крузов выведет колхозников на новые площади, указанные облземуправлением. Пустяки! Поправки лишь в первых главах… ну, и в конце немножко… Открытие, экспедиция как-то нелогично. Скажем лучше: прибытие специальной контрольно- ревизионной комиссии на предмет обследования передовых колхозов и внедрения стахановских методов труда, согласно личным указаниям всеобъемлющего товарища Сталина. Просто, коротко и ярко! А какая сила образности! Поправки в сущности пустяковые. Да, кстати, изменим и заглавие. Уточним. К чему это «Советский Робинзон»? Конечно, наследство классиков… освоение предшествовавших культур… Но, согласитесь, — несовременно! Вне темпов развития. Назовем лучше «Колхозник Крузов», а еще лучше «Стахановец полей Кукурузов»! Предельная насыщенность социалистического романтизма! Так ведь?
В день, когда исправленный и дополненный в плане мудрых указаний великого отца народов-«Стахановец Кукурузов» был сдан в набор, его талантливый автор, получив всю сумму гонорара с надбавкой на дополнительные главы, сидел в непосредственной близости к свежей куче мусора против
