Кое-как проковылял я на кухню. Нашел самую большую кастрюлю. Налил в нее воды. Газ на плите зажег и бросил в нее свой винт.
Какой? Да я вместо кастета, район-то у нас шпанистый, таскал в кармане огромный, такой, ржавый винт. Чтоб отмахаться, ежели что…
Вода еще не закипела, а я опять срубился. И, видно, времени-то много прошло. Чувствую – тормошат меня эти девки.
«Ну, где винт?» – Спрашивают.
«Вон, – говорю, – в кастрюле!»
Они в кастрюлю заглянули. Увидели, что там винт варится… Железный… Схватили они эту кастрюлю…
Как я от кипятка увернулся – до сих пор не знаю.
Таким, вот, было мое первое знакомство с варкой винта.
А уж потом, когда я очухался, и пошел Семарю-Здрахарю хлебало чистить за такую подставу, он и сам навстречу идет. И, с понтом, не при делах.
«Что случилось? – участливо, так, падла, спрашивает. – Или девушки тебя не удовлетворили?»
Я ему сначала сказал все, что думаю о нем, его родне, о его знакомых и, в частности об этих ёбнутых телках. Потом рассказал, что случилось. Как сварил я этим девкам винт, а им он почему-то не понравился.
Семарь-Здрахарь едва не проблевался от хохота. Ну а я момент улучил, схватил его за вольсья, голову задрал, финарь к кадыку приставил и требую:
«Отвечай, гондон дырявый, что за подставу ты мне устроил?»
«Успокойся. – Захрипел Семарь-Здрахарь. – Хочешь попробовать, что за винт ты должен был сварить?»
«Давай!» – Говорю.
«Так убери заточку! – требует теперь Семарь-Здрахарь. – Как я тебе с ней у горла покажу?»
Я отпустил его, но финарь не убираю. И тут достает Семарь-Здрахарь из кармана шприц. А в нем жидкость какая-то.
Я уколов с детства боюсь. Но тут отступать уж некуда. Сам согласился отведать.
И втрескал меня Семарь-Здрахарь в парадняке тех самых девиц.
И так состоялось мое второе знакомство с вареным винтом. Ну, а с тех пор мы с ним такими друзьями стали…
Ну, собственно, почти вся история. Седайко Стюмчек сварил себе винта, втрескался. Отработал на таске все, что от него потребовала сумасшедшая режиссериха. Получил свои две банки и устроил небольшой марафон.
А фильм так и не вышел. Кто-то на телевидении просмотрел отснятый материал – и запретил. Как пропаганду наркомании.
Но Седайко Стюмчек до сих пор рассказывает всем, как он выдал доверчивой тетке из говорящего ящика старую винтовую легенду за историю, которая с ним, якобы произошла. И как он на этом нагрелся.
Полет мульки в окно.
В один зимний день пришел к Клочкеду в гости Шантор Червиц. И принес Шантор Червиц несколько пузырьков, на которых было написано «эфедрин».
Клочкед такому подарку обрадовался. Ибо сопливелся он и избавиться от соплей ему не помешало бы.
Но не переводить же добро на интранозальное употребление? И решили, даже не сговариваясь, Клочкед и Шантор Червиц мульку замулить.
Вот разложили они стрем-пакет. Засыпали-закапали. По кубику хлористого кальция залили, чтоб зубья не крошились, и сидят, ждут, когда муля поспеет.
И тут слышат они – дверь в квартиру открывается. Предки. Привалили, когда не ждали.
Не охота Клочкеду быть предками постреманным. Да и Шантору Червицу такое тоже не в кайф было бы. Заметались они по комнате. Куда спрятать? А спрятать-то и некуда. А шаги предочьи уж у самой двери.
Решился тогда Клочкед на радикальное решение проблемы. Стрем-пакет, вместе с баянами, химикатами и мулькой недоваренной сгреб, и в окно выбросил. С пятого этажа!
Предок вошел. Спросил строго:
– Клочкед. Ты же болеешь! Почему у распахнутого окна стоишь?
– Да я не стою. – Ответствовал Клочкед. – Я проветривал. А щас – закрываю.
– Ну, ладно. – Строго покивал предок и удалился.
А у Клочкеда и Шантора Червица как камень с души. Не постремали.
Но мульку-то жалко.
И договорились Шантор Червиц и Клочкед о плане действий.
Шантор Червиц ушел, попрощался с предком. А Клочкед в окно наблюдает. Подошел Шантор Червиц к
