Как вспомню, как тогда похуеет…
Выбрал треху воды, остальное выпил. Вылил из баяна в стакан обратно и кристалла туда сыпанул. Щедро сыпанул. И выбрал.
В общем, поставил себе сотки три кристалла.
Как?
А в мышцу, бля! Какие, на хуй, вены?
Хорошо, что я, когда выпаривал всю эту канитель, проследил, чтоб он нейтральным был… А то б – абсцесс, в пизду!
Минут пять прошло. Может, меньше… Все, чую, отпускает. Сила появилась, настроение… Только тогда я подняться смог.
Забрался в ванну, говнище с себя смыл, потом пол вымыл, пододеяльник постирал…
И понял, прав был Чевеид Снатайко. Накрепко в меня то правило вошло. Не оголтевай, бля, коли жив остаться хочешь. Да и вообще, ширяться без культуры – сторчаться без пизды!
Понял, торчалка доморощенная?
А то «догнаться, догнаться»… Хуй тебе, а не «догнаться»!..
Братик заболел.
Нет, совсем уж детьми мы тогда уже не были. Но выглядели достаточно молодо. Кто отличит по внешнему виду студента-второкурсника от десятиклассника? Мало таких, правда? Вот в том-то все и дело.
Но молодость эта наша не мешала нам быть уже прожжеными торчками. Винтовыми. Варили, мутили, трескались, ебли девок по общагам… Ну и прочее такое…
Но была проблема. Исходник. Если химикаты достать было почти просто. Жили в общаге студенты из хим-вузов, они-то и таскали и стендаля, и тягу фирменную. Ну, и сами приобщались к винтовой культуре… Но речь сейчас не об этом, а о том, как мы навострились совершенно бесплатно доставать то, что нам надо.
Эх, русский народ, русский народ… Широка твоя душа…
С радостью ты бьешь незнакомому человеку ебало, а потом, как пройдет угар от синьки, водовки, али портвея дешевого, готов лобзаться с ним и раны его, тобой же нанесенные, любовно залечивать! А уж по трезвяку кому занедужившему помочь – так то вообще – и просить-то почти не надо. Сам пойдешь ты навстречу болящему и скорбящему. Утешишь, полечишь. И не только лекарством или словом добрым, а нальешь ты больному стакашку водочки, ибо по твоим понятиям – стакашка водочки – первейшее лекарствие.
Вот. Но то лирика. Давайте ж вернемся к реалиям жизни нашей студенческой.
Сидим мы как-то в общаге. В потолки плюем. Нет у нас салюту. Нечем поставиться. И тут прибегает Чевеид Снатайко. Прибегает, размахивая прямоугольничком бумажным. И не просто бумажка то, а настоящая вытерка на салют! Это ее Чевеиду Снатайко в сем-здрах-пункте прописали, чтобы он от астмы лечился!
Но, понятно, что не только он один будет лекарством этим лечиться, а все мы. И не на месяц-другой его хватит, а, при соответствующей обработке, всего на сутки какие-то. Ну, на двое, если хвосты посрубать.
А время уж позднее. Семь только стукнуло. А драги до восьми. Совок, бля.
Мы по бырому одеваемся, зима ж на улице, и ломимся в ту драгу, где неделю назад один из наших салют вырубить смог. Пока один автобус до метро ждали, пока второй, от метро, до каличной, все, кабздец, восемь прибило. Прибегаем – и видим, как тетка дверь аптеки запирает. Мы к ней:
– Ой, пустите, пожалуйста, нам срочно.
А она, стерва:
– Поздно, мальчики, завтра приходите.
И пиздец.
Вот она, нормальная, врачем даденая терка на салют, а хуй втрескаешься! И такое зло нас разобрало, что заляпали мы аптечную витрину, и эту тетку за ней, а она уборщицей оказалась, снежками. Она, падаль, из-за стекла шваброй грозит, а мы-то что? Нам-то по хую! Не вылезет же она нас этой шваброй в одном халате по улицам шугать? Нет, не вылезет. А что нам завтра тут же отовариваться придется – о том мы и думать забыли. Молодежь.
Совершили мы акт мщения и готовы были уж обратно в общагу подорваться. Но тут Чевеид Снатайко намертво в землю заледенелую врос и говорит:
– Мужики, если мы сегодня не вмажемся – сдохну до завтра от оголтения.
А мы-то что? Мы и сами не прочь. Но где взять?
И тут Чевеид Снатайко и предложил:
– А, может, по подъезду пройтись?
– А на хуя?
– Да, салют поспрашивать!
Переглянулись мы. Покумекали и поняли – дело говорит Чевеид Снатайко.
И пошли мы по подъезду. Поднялись на последний этаж. Чевеид Снатайко, как активист, телегу
