шли на сотрудничество с ментами, зная, что, если совершат прокол, то придет его шеф и скажет: '- Да, он совершил преступление, но в целях оперативной разработки такого-то и такого-то', - и отмажет его. И свидетелей уговорят, и кому надо деньги дадут.
О степени конспирации и заинтересованности в сохранении крупных агентов - разговор особый. Оперативная работа с агентами - святая святых МВД. Даже между своими, находясь на ментовской зоне, они не говорят на эту тему. Девяносто процентов раскрытых дел - это работа агентуры. Так что имейте в виду: если агент попадается братве - ему просто башку отрывают.
И все это знали.
Но я хочу сказать следующее: на тюрьме многим предлагают вступить в сексоты. Там хочется пить, хочется есть, хочется женщин, многого, в чем отказал тебе суд. Как соблазнительны подобные предложения в таком случае! И там очень многие, кто слаб духом, идут на вербовку. Сегодня, если посмотреть очень много серьезной братвы на просвет, то окажется, что в те времена они работали в агентуре. Но в итоге произошло то, что в физике называется диффузией: братками перекуплена вся милиция, а многие братки стали полубратками. Однако если коснется, я вас прошу: не идите в агенты, как бы вас не искушали. И Бог это увидит и зачтет.
Я вот сорок лет занимался преступной деятельностью. И знаю: сейчас за сто долларов милиция даст мне на агента всю информацию. А она будет стоить этому безумцу дороже денег. Но вернемся к нашим баранам.
16
Был в Столешниковом переулке знаменитый магазин 'Табак' - мечта курильщика. Самый шикарный в России и СССР табачный магазин. В нем, действительно, были табаки со всех плантаций мира и на любой самый взыскательный или самый непритязательный вкус. А директором его служил Джон Папиросник.
Днем Джон исправно нес торговую службу, и занимался с нами 'разгоном'. Когда мы с ним познакомились, мне было двадцать три года. И я был очень активен. Джон занимался камнями и золотом. В чем заключалась наша совместная деятельность?
Брался хорошо ограненный фианит.20 При хорошей его огранке - пятьдесят шесть граней да еще в руках еврея-ювелира - фианит, который по физическим свойствам мало чем отличается от алмаза, становится неотличим от бриллианта. Были фианиты в один карат, и два карата, и три, хорошо ограненные в 'старинном' изделии пятьдесят шестой пробы. Клеймо ставится поддельное в оправе из белого золота на желтом - это вещь. Бери и вези хоть на европейский аукцион.
И был у нас в бригаде человек, хорошо знающий немецкий, английский, французский языки. Он - это следующая стадия акции: респектабельный, похожий на иностранца, мужчина. Акула Уолл-Стрита, каким его изображали на страницах популярного журнала 'Крокодил'. Он - человек в обязательных темных очках, в шляпе, с сигарой в зубах. Таким наш полиглот и выходил на дело.
Останавливается он в каком-нибудь из переулков на улице Горького, или в Столешниковом переулке - там, где иностранцы дефилируют, где промышляют черные друзья России - узбеки, таджики, кавказцы. Мы их называли 'бонабаками'. А в руках у него коробочка - атлас и бархат, все по классике.
И тут к нему подходит один из наших, а разговор идет приблизительно так:
- Что у вас?
Продавец:
- Камень три карата.
Потенциальный покупатель оживляется:
- А сколько стоит?
- Пять тысяч.
Подходит еще один свой человек, тоже 'заряженный', и начинает камень смотреть, вертеть, ногтем царапать, дуть на воду. Обычно еврея заряжали. Он начинает торговлю:
- А давайте за четыре! Давайте дешевле! Подходит третий наш:
- Ай, какая вещь!
Подходят посторонние, 'бонабаки' особенно. Их там всегда тьма. Осень прошла - хлопок сдали и едут в Москву скупать золото, камни. В магазинах камни были 0,2-0,3 карата, а здесь - гигант алмазной индустрии!
Кто-то из наших 'разводит':
- Все, я беру, пошли!
И это очень тонкий момент блефа: если публика недостаточно впала в торговый кураж, то наши уйдут. И - начинай сначала в другом месте. Этот момент надо прочувствовать.
Это сейчас все просто, а в те времена и менты кругом, и КГБ.
И тут 'бонабак' какой-нибудь решается взять инициативу:
- Я беру! Даю больше!
- Ну, бери.
Теперь камень надо оценить у какого-нибудь ювелира.
И у нас есть такой оценщик-знаток. Едем в дом, где вход один, а выход совсем другой. В центре таких подъездов было достаточно много. Мы знали все их. Едем в какой-либо, подымаемся на второй или третий этаж, а ювелир уже спускается.
- О-о! Здравствуйте, Абрам Моисеевич! Дорогой вы наш оценщик-ювелир!
Он извиняется, ему некогда, он спешит. Мы уговариваем.
- Ну, я уж не буду возвращаться - примета плохая... Посмотрим здесь?
Мы не возражаем. Он достает лупу, кислоту какую-то, смотрит, нюхает.
- Да... - говорит. - Это стоящая вещь. Сколько же вы хотите за нее?
- Пять тысяч!
- Вы в своем уме? Эта вещь стоит минимум пятнадцать тысяч долларов! Вы шутите. Я пошел. А если не шутите - давайте мне, я заберу ее у вас! У меня есть покупатели - сей же час придут!
И начинается ажиотажный спрос - не ниже. Покупатель в шоке. С нами еще пять человек, все хотят купить. 'Абрам Моисеевич' говорит:
- Я пошел, я пошел, я спешу... - и уходит с обиженным видом.
Деньги нами получены, камень продан. Покупатели уходят обычным путем, продавцы же поднимаются на пятый этаж и уходят через запасной выход.
17
И это долго длилось.
До тех пор, пока не попал я на Петровку, 38, в отдел по борьбе с особо опасными преступлениями, с мошенничеством в особо крупных размерах. К Юрию Александровичу Гамшееву, будущему своему подельнику. Потом у него была кликуха Юра Малаховский, потому что сам он был из Малаховки. Вот он меня и привлек к ответственности. Он уже давно ночей не спал, нас вычисляя. Десятки заявлений от кинутых 'бонабаков' не давали ему спать ночами.
И говорит мне Гамшеев:
- Информации на вас много, заявлений тоже. Что будем делать?
Я говорю, в общих чертах, следующее:
- А что поделаешь? Придется работать вместе. С такой информацией ты будешь нас отмазывать, а мы будем тебе долю давать!
И - пошло. У нас уже было две ментовских крыши.
Позже мы с Юрием Александровичем на зоне повстречались.
А пока жизнь продолжалась. И не забывайте, дамы и господа, что я работал еще и прорабом.
18
У нас был золотой слиточек в форме пластины весом в сто грамм.
Обычно покупателя находили среди торговых работников. Приходишь к директору магазина, это обычно еврей: ' - Надо такое дело?' '- Надо.' Сам он на прямой контакт не идет, с кем-то совещается, кого-то посылает - все тихой сапой, все подпольно. Ведь на чем основан классический 'разгон'? На запрете открытой торговли. Люди боятся купить и боятся продать. И никто не рискнет продавать дома.
И мы идем, в сквер, например, на Пушкинской. Или крутимся на площади у ресторана 'Узбекистан'. Я нечасто исполнял роль продавца, мой конек - роль оперативного работника. Роль продавца бралась Джоном
