осторожно внутренний голос здравого рассудка. Ну и что, зато не было бы унижения, которое я испытал от фуфлыжников. Ничего, у тебя есть возможность завтра рассчитаться с ними, — успокоил он себя. — Если, конечно, они рискнут вновь засветиться у нас на танцах», — с надеждой подумал он.
Теперь в нем заговорили самолюбие, попранная честь. В таком состоянии он уже не мог думать ни о своем благополучии, ни о последствиях будущей драки.
Из постояльцев вагончика, в котором жил Жиган, его наутро первым увидел Герасим. Заметив у него на руках ссадины, а на лице синяки, он поинтересовался:
— Сергеевич, что с тобой случилось? Я тебя прямо не узнаю.
— Вчера на танцах мешок с кулаками развязался, а я, дурила, взял да и заглянул в него из любопытства, — пошутил Жиган.
— Ну и как, удовлетворил свое любопытство?
— Вполне, поэтому вечером пойду его завязывать, чтобы другим любопытно не было.
— Наша помощь тебе не понадобится завязывать мешок?
— Как-нибудь обойдусь сам, — отказался он от помощи, не желая ввязывать парней в разборку, допуская, что участникам драки не избежать тюрьмы. Зачем же он будет портить молодую жизнь, если не дорожит своей?
— Ну смотри, чтобы потом разговора не было, — беспечно заметил Герасим.
В течение дня Жиган приготовил себе «сидор» с салом, пряниками, хлебом, сигаретами, спичками, заранее прощаясь со свободой и готовя себя к тюремной жизни. Он с нетерпением стал ждать вечера, чтобы после ужина пойти на танцевальную площадку.
Рассматривая свой нож, который он сделал в ИТК со всей любовью, старанием и терпением человека, которому некуда было спешить, Жиган понимал, что каждый удар ножом другому человеку может стоить жизни, а куда бить противника, чтобы тот наверняка не выжил, он знал, а поэтому в дополнительной консультации не нуждался.
Если бы ему пришлось выяснять отношения с одним противником, то нож он не стал бы пускать в ход, но одному противостоять большой группе парней было не по силам. Жиган мог бы простить своих обидчиков, стерпеть свое унижение, но тогда позор унижения стал бы преследовать его всю оставшуюся жизнь, а такая жизнь труса была не по нему.
Хулиганы даже не знали, кого они обидели, а поэтому не предполагали, что тот будет им мстить, потребует плату за нанесенные ему побои. Привыкнув скопом задирать окружающих, они совсем упустили, что и на них найдется управа, что жизнь свела их с человеком, который может защитить свое человеческое достоинство без обращения к помощи правоохранительных органов, а так же дико и жестоко, как они поступили в отношении его.
Глава 25
Когда в девять часов вечера Жиган пришел на танцевальную площадку и присел на лавочку среди других отдыхающих, то к нему сразу же подошла незнакомая женщина, на вид ей было лет тридцать. Окинув ее взглядом, Жиган обратил внимание на то, что она чертовски красива. У нее на голове была копна черных волнистых волос, которым мало было места за спиной, а поэтому часть из них покоилась на груди; высокий, но узкий лоб с дугами черных тонких бровей возвышался над карими любопытными глазами; прямой нос и четко обрисованные губы говорили о волевом характере их обладательницы. Высокая грудь, стройные ноги, плоский живот завершали первые наблюдения Жигана.
Она была миниатюрно и изящно сложена — природной селекции пришлось немало потрудиться. Женщина цепко смотрела на него. Отражающиеся в ее глазах лампы освещения делали их как бы фосфорическими. На ней были батник алого цвета, черная плиссированная юбка, черные туфли на высоком каблуке.
Опытным взглядом зрелого мужчины Жиган сразу оцепил все прелести и достоинства незнакомки, не обнаружив во внешнем ее виде и одежде никаких изъянов. Вот разве только «красовавшийся» под левым глазом синяк несколько портил ее привлекательность.
Поздоровавшись, она сказала:
— Спасибо вам за вчерашнее заступничество. Мне наши девчата рассказали, что из-за меня вам вчера здорово досталось от хулиганов.
Заметив на его лице следы побоев, она добавила:
— Теперь я и сама вижу, что меня не обманули. — Она присела рядом с ним на лавочку. — Меня зовут Любовью Николаевной.
— До свадьбы заживет, это мелочи, — заметил Жиган по поводу своего внешнего вида.
— Это я, дура, во всем виновата.
— Почему ты считаешь себя дурой? — удивился он.
— Если бы я пошла танцевать с тем пьяницей, то не было бы никакого конфликта.
Жиган разозлился. Из-за этой смазливой кошечки у него сегодня могут быть большие неприятности в личной жизни. Он не жалел, что заступился за избиваемую хулиганом женщину, но если она, не уважая себя, смеет так рассуждать, то выходит, что она была недостойна его защиты и все его жертвы напрасны.
— Теперь и я считаю себя дурой, — сердито пробурчал он.
— Почему? — растерянно удивилась она такой метаморфозе в его отношении.
— Потому, дорогая, что вчера я заступился за женщину, защищая ее честь и достоинство, не хочу жалеть о своем поступке. А выходит, что я, как последний кретин, зря ношу на себе «подарки» хулиганов.
Он не мог сказать ей, что сегодня вечером из-за нее ему предстоит «разборка» с обидчиками, из-за которой все радужные планы на будущее будут перечеркнуты одним росчерком пера следователя, который заведет на него уголовное дело.
Последовала неловкая пауза, после которой Любовь Николаевна поинтересовалась:
— Как тебя зовут?
— Николаем, по батюшке Сергеевичем, — остывая, пробурчал он ей.
— Николай Сергеевич, я тебе благодарна за участие ко мне от всего сердца. Никогда не жалей доброты, которую к кому-то ты проявил. Я рада, что злой рок таким оригинальным способом познакомил меня с хорошим человеком. — Она внимательно посмотрела своими плутовскими глазами ему в лицо.
— Ну вот и договорились, теперь хоть забирай свое оскорбление назад, — довольный складывающейся беседой, смущенно произнес он.
— А я его не слышала.
— Ты прости меня, Любаша, за несдержанность.
Догадалась ли Любовь, что он ей симпатизирует, Жиган не знал, но неожиданно для себя он услышал от нее следующее предложение:
— Мы с тобой сегодня оба не в форме, а поэтому нечего нам светить своими фонарями на танцах. Может быть, пойдем с тобой в столовую и посмотрим видик?
Предложение для Жигана было более чем заманчивым, так как отвечало его интересам, но сегодня ему нельзя было расслабляться. Его ждала грязная, опасная «работа», которую он решил выполнить, несмотря на отсутствие особого желания. Чрезмерно развитые принципы и щепетильность толкали его на преступление. Если бы он был законопослушным человеком, то нового конфликта с хулиганами не искал бы, но воспитанный в ИТК с разными режимами и «учителями», Жиган просто не знал и не хотел допускать другого способа, как отстоять свою честь.
Несмотря на то что Любовь Николаевна ему правилась, а возможно, он успел уже полюбить ее, по не видя будущего в их отношениях, он небрежно ответил на ее предложение:
— Спасибо, Люба, за твое приглашение, но я не могу его принять, так как предпочитаю свое свободное время проводить в одиночестве.
Не ожидавшая отрицательного ответа на ее дружеское предложение Любовь Николаевна, покраснев,