Готовясь к свадьбе, которая должна была состояться через две недели, Регита как-то перед обедом приехала в промышленный супермаркет. Обычно Регита предпочитала сама ездить за рулем автомобиля. В данном случае она взяла с собой водителя для того, чтобы он помог ей погрузить коробки с покупками в машину.
Когда Регита, одетая в спортивный голубого цвета костюм, выходила из супермаркета, сопровождая водителя с покупками, то неожиданно ее остановил и преградил ей дорогу неизвестно откуда взявшийся Юргенд.
Посмотрев ему в лицо, Регита, к своему удивлению, не увидела на нем наглой ухмылки, а всего лишь смущенную улыбку.
— Регита, ты можешь уделить мне несколько минут внимания? — спросил он ее.
Решительно выдернув свою руку из его руки, она задиристо бросила:
— А стоит?
— Я тебя очень прошу, пойди навстречу моей просьбе, — к ее удивлению, не потребовал, а попросил он.
В его глазах она прочитала не только просьбу, но еще что-то такое, что не позволило ей ответить своему недавнему обидчику отказом.
— Я слушаю! — согласилась она.
— Если можно, давай поговорим в моей машине.
— Опять хочешь взяться за старое?
— Честное слово, пальцем тебя не трону, хочу только поговорить с тобой по душам.
— Ты несчетно раз говорил со мной по душам, но, так и быть, еще раз поверю тебе.
Они подошли к «ягуару» цвета слоновой кости.
— Как вижу, ты своему увлечению не изменяешь. Смотри, а то опять кто-то сожжет твою машину.
— Ну и черт с ней, пускай жгут, — открывая дверцу своего автомобиля перед ней, небрежно бросил он. — Получу за него страховку и куплю другой.
Сев тоже в автомобль, Юргенд взволнованно спросил ее:
— Регита, это правда, что русский парень тебя засватал и скоро у вас будет свадьба?
— Мы из этой новости секрета не делаем, готовлюсь к ней, вот сейчас с шофером делали покупки.
— А как же я, я же люблю тебя?
— Как ты меня любил и любишь, так не любят, а поэтому оставь свои заботы себе и не забивай мне мозги своей болтовней о любви, у меня сейчас забот хоть отбавляй.
— Не веришь мне, что я говорю правду?
— Конечно не верю, ты, как никто другой, много раз делал мне больно, и эта боль закипела в моем сердце.
— Что мне оставалось делать, если ты пренебрегала моим вниманием?
— Мы с тобой учились в одном колледже, где ты показывал в учебе неплохие знания. Неужели тебе не понятно, что любовь девушки силой не возьмешь, деньгами не купишь?
— Чем же тогда твой русский тебя купил?
— Не тем, чем ты думаешь, а скромностью, добротой, вниманием, да и красотой с силой тоже, — несколько смутившись от своего признания, поведала она.
К удивлению, ее ответ Юргенд выслушал с улыбкой, а поэтому она, не сдержавшись, спросила:
— Чего ты улыбаешься?
Перестав улыбаться, Юргенд ответил:
— Все, что ты мне сейчас сказала о своем женихе — чушь, которая выеденного яйца не стоит. Мне стоило больших трудов и немалых денег, чтобы я сейчас смог тебе кое-что сказать о Гончаровых-Шмаковых. Это такие бандиты в семейке, что один хлеще другого. У них огромные связи и возможности в преступном мире, а поэтому, пока не поздно, тебе лучше всего не связывать с ними свою судьбу.
Беспечно рассмеявшись, чем еще больше заворожила собой Юргенда, она язвительно заметила:
— Я понимаю, почему ты моего Костю отнес к бандитам, он дал тебе взбучку, но почему другие члены его семьи тоже бандиты, до меня не доходит.
Сдержавшись, чтобы не нахамить Регите, Юргенд заявил:
— Может быть, твой Костя и не бандит, но зато его папаша — стопроцентный бандит, щупальца которого даже в нашем городе имеют мертвую хватку, которую почувствовали на себе как мои родители, так и я с друзьями.
Слушая Юргенда, Регита вспомнила свою первую встречу и беседу с будущим свекром. В ее душе пробежала волна признательности, уважения и даже нежности к этому большому, сильному и чуткому человеку.
— Не смей так плохо говорить о Викторе Степановиче. Я запрещаю тебе так о нем говорить, если еще хотя бы раз обмолвишься о нем плохо, то я сразу же от тебя уйду.
— Но я тебе сказал правду.
— Это — подлая ложь, и я в такой грязной правде не нуждаюсь.
— Какая же ты еще глупышка. Они тебя окрутили, позарившись на твои богатства, — продолжал развивать свою мысль Юргенд.
Искренний, заразительный смех Региты был ответом на его рассуждение. Ее смех как-то разрядил накалившуюся между ними обстановку.
— Чего ты смеешься? — спросил он ее удивленно.
Регита вкратце рассказала ему, как у нее начался роман с Константином. Чем ближе был ее рассказ к концу, тем больше Юргенд осознавал, что ему Региту к себе уже не вернуть. Когда Регита закончила свое повествование, то Юргенд вяло предложил:
— А не получилось ли так, что в твоем спектакле Гончаровы-Шмаковы были не действующими лицами, а режиссерами?
— Нет, Юргенд, это исключено. В мою прихоть они никак не могли быть посвящены, и мне сейчас даже как-то неудобно, что я усомнилась в порядочности таких добрых людей, обидев своим сомнением и недоверием. К счастью, Костя не обиделся на меня за такую проверку… — После некоторой паузы, видя, что Юргенд молчит, Регита сказала ему: — Кажется, мы с тобой обо всем переговорили, я пойду.
Юргенд, не удерживая ее, положив ей руку на колено, сказал:
— Прости меня за мою грубость и помни, что я тебя всегда любил.
— Ты, Юргенд, начинаешь мне нравиться, и если бы ты был всегда таким, то, возможно, раньше я могла бы полюбить тебя.
Прежде чем покинуть салон автомобиля, Регита, беззаботно поцеловав Юргенда в щеку, небрежно помахав ему рукой, удалилась в сторону своего автомобиля.
Оставшись один в своей машине, Юргенд впервые задумался над своим поведением в отношении девушек, делая критический анализ своим поступкам. Первый и последний поцелуй Региты, который он заработал своим тактичным поведением, показал ему неразведанную, но желанную дорогу к сердцу женщины через откровенность, доброту и самоотверженность. К своему разочарованию, он вынужден был признать, что у избранника сердца Региты этих качеств по сравнению с ним было в явном преобладании.
Вытащив зеркало заднего вида из гнезда и взяв его в руки, Юргенд через него стал рассматривать на своем лице место прикосновения губ Региты. Если бы его друзья сейчас увидели и узнали, чем он в данный момент занимается, то их смеха хватило бы на несколько недель, но Юргенду было несмешно. Ему скорее всего хотелось плакать от бессилия, что прозрение к нему пришло слишком поздно.
Пускай оно будет ему последним Регитиным подарком в долгой жизни, дорога которой открылась перед ним в начале самостоятельного пути.