Ветер гнал по пологой равнине сухие обломанные ветки, перепутанные комки увядшей травы, а в разноцветном, хотя и значительно поблекшем небе обгоняли друг друга рыхлые тяжелые низкие облака.
— Хоть дождь перестал, — удовлетворенно проворчал зеркалица. Но тут ветер вырвал у него из рук и распахнул настежь дверь, изо всех сил хлопнув ею о стену хижины.
— Что тебе не сидится? — раздался голос вершителя. — Закрой дверь немедленно.
— Сию секунду! — зеркалица выскочил наружу, с немалым усилием оторвал от стены дверь и, преодолев сопротивление ветра, захлопнул ее и задвинул щеколду.
В маленькую добротную бревенчатую хижину, стоящую на открытом всем ветрам месте, не проникал ни один сквозняк. Уроженцы поговаривали, что это приземистое строение появилось здесь давным давно по воле одного из предков нынешних наследников рода вершителей. Не одному поколению вершителей служила она укрытием от стихий и ночлегом, и только посвященный мог безнаказанно приблизиться к прочной дощатой двери. Ни кто не ведал, какие заклятья были наложены на это место, но оно было по настоящему надежным пристанищем для наследников рода.
На первый взгляд это была ничем не примечательная избушка, маленькая, тесная, с узким и длинным оконным проемом, затянутым куском толстого прозрачного материала неизвестного происхождения. В домике совсем не было мебели, всего лишь одна-единственная лавка-лежанка. Но зато деревянные стены были почти живыми, теплыми и гладкими.
Зеркалица поставил свой рюкзак прямо на полу у стены и тут же провел ночь, положив голову на свернутую куртку. Уже давно наступил расвет, и теперь зеркалица ждал, когда же его юный господин соизволит очнуться от долгого тяжелого сна. Всю ночь зеркалица прислушивался к тревожному, неразборчивому бормотанию спящего вершителя, и ему очень хотелось чем-нибудь помочь Игорю. Но тот все чаще делал вид, что не нуждается в заботах своей беспокойной твари.
В полукруглой стенной нише, выложенной крупными камнями, несколько долгих часов ровно горело пламя. Даже теперь, когда огонь все же погас, было довольно душно и жарко, но вершитель на лежанке все равно кутался в тонкое шерстяное одеяло, словно он спал не в уютном теплом жилище, а под пронизывающим ветром и холодным дождем.
— Подкинь чего-нибудь в очаг, — проговорил вершитель, не открывая глаз.
— По-моему, и так душно, — отозвался зеркалица.
— Тебе душно, так выйди погуляй, — сухо сказал Игорь. — Подкинь дров.
— Нечего больше, — виновато сказал зеркалица. — Прогорело все.
Вершитель с досадой промычал что-то и с трудом разлепил веки. Его глаза блеснули, беспокойно обшарили тесную лачужку, крошечное, но надежное прибежище усталых путников.
— Ладно, сейчас я встану и добавлю огня… — Игорь привстал и, выпростав из-под широкого одеяла ноги, спустил их с лежанки.
Зеркалица обеспокоенно оглядел своего господина. Неопрятный, взъерошенный вид молодого вершителя удручал его. Игорь редко позволял себе так запускать себя. С детства привитая привычка к аккуратности действовала почти безотказно и сбои давала нечасто. Но вот уже третий день Игорь лениво причесывался пятерней, не умывался, даже не ел толком.
Поднявшись на ноги, Игорь, как был, голышом, протопал к очагу и присел на корточки. Сунув руку в сгоревшие угли, зашарил в них. И там, где прикасалась его рука, головешки прямо на глазах становились нормальными сухими ветками и сучьями, точно такими же, какими они были до того, как их кинули в очаг. Мертвое дерево обрастало живой плотью, снова пригодной для того, чтобы стать вкусной пищей огню. Когда угли, пепел и зола превратились в достаточное количество топлива, Игорь слегка прищелкнул пальцами, и яркое веселое пламя заплясало на его ладони. Поднеся ладонь к поленьям в очаге и дождавшись, когда огонь занялся, и дрова стали потрескивать и сыпать искрами, он встал, сжал ладонь в кулак, снова разжал. Пламени на ладони больше не было.
В хижине сразу же стало еще жарче. Игорь вернулся, сел на край лежанки, натянул на плечи одеяло, поежился.
Зеркалица не выдержал больше такого плачевного зрелища. Подойдя к лежанке, он опустился на пол и взглянул на Игоря снизу вверх:
— Что с тобой, мой вершитель? Что-то не так? Уж не болен ли ты? Я был уверен, что если какой- нибудь недуг и может одолеть тебя, то только не в Пограничье…
— У меня ничего не болит. Отстань, — буркнул Игорь, склонил голову и прикрыл глаза со страдальческим видом.
— Не нужно было пускаться в путь в такую погоду и в таком состоянии…
— А где ты возьмешь погоду лучше, чем эта? — фыркнул вершитель. Кажется, теперь другой не бывает. И ты знаешь, что я ни одному облачку не могу приказать рассеяться. А о моем здоровье не беспокойся. Я не болен.
— Твой брат настаивал, чтобы ты остался у него подольше. Почему ты его не послушался?
В ответ Игорь передернулся и промолчал.
— Неужели твой старший брат так неприятен тебе? — удивился зеркалица.
— С чего ты взял? — торопливо возразил Игорь. — Пласси — хороший. Пусть он чаще прилетает в отцовский замок, я всегда рад ему. Но мне тяжело бывать у него в гостях. Он так жалобно смотрит на меня…
— Он смотрит обыкновенно. У шухоров глаза навыкате, вот и кажется, что они все время чем-то обижены, — возразил зеркалица.
— Может быть, но с Пласси я постоянно чувствую свою вину. На словах он спокойно и ласково утешает меня, а в его глазах — такой горький укор… И могила Лэри на замковом дворе. К какому окну ни подойдешь — каждый раз ее видишь… Пласси чуть ли не храм выстроил. Я понимаю, конечно, что это все в память о Лэри, но мне кажется, что это все сделано мне в упрек. Одним словом, дольше оставаться у Пласси я просто не мог. И так загостился не в меру…
— Если ты подозреваешь шухора-наследника в тайной неприязни к тебе, может быть, стоит поискать Знак Силы именно у него? — предположил зеркалица.
— Нет-нет! Пласси не стал бы меня обманывать. Он слишком любил отца и Лэри, и так привязан к Пограничью, что никогда не пошел бы на подобное предательство. Ведь всякому ясно, куда здесь все катится…
— Да, — согласно кивнул зеркалица. — В этом ты прав, мой вершитель. Хана Пограничью…
Игорь повел плечами и еще плотнее закутался в одеяло. На лбу его выступили вдруг крупные капли пота, несколько дней немытые волосы повлажнели и повисли безжизненной паклей. Игорь вытер лоб ладонью и с болью проговорил:
— Оно переполняет меня, понимаешь? Я пытаюсь дать этому выход, но видимо без Знака Силы это невозможно. Эта земля столько дарит мне… Такие дивные, немыслимые возможности…
— Вернись к людям, мой вершитель. Всех их на уши поставишь… Заживешь сказочно.
Игорь мрачно взглянул в глаза зеркалице:
— Ну зачем ты дураком прикидываешься? Это как же я сказочно заживу?
Стать, как Лэри, неуловимым серийным убийцей? Такая сказка мне ни к чему…
Да и как я сейчас оставлю Пограничье? Оно просит у меня помощи. А я так много теперь умею, но совсем ничего не могу поделать. И внутри жжет огонь, жар копится, и мне не освободиться… Я чувствую, что больше не выдерживаю…
Зеркалица удрученно вздохнул, выпрямился, походя поправив одеяло, сползшее с лежанки на пол:
— Ты, должно быть, голоден, мой вершитель?
— Совершенно не голоден. Нет аппетита.
— Ох, мученье мне с тобой. Хотя бы горяченького выпей.
Зеркалица вынул из своего рюкзака большой термос, снял крышку, вынул пробку и налил в крышку густого багрового морса. Игорь потянулся к напитку, осторожно поднес к губам, стал прихлебывать, и с лица его не сходило мучительное напряжение.
— И все же давно мы дома не были, как считаешь, мой вершитель? издалека начал зеркалица.
