Последние слова Шепа прозвучали тихо и горько. Кшан стиснул плечи друга и притянул его к себе, плачущего, страдающего, до дна опустошенного потерей.
Тяжело дыша, Шеп высвободился.
— Возьми себя в руки, Шеп. Даже если ты и прав, я тебе не судья. Ты мне нужен, без тебя я погибну… Я никогда не стану ни в чем винить тебя, потому что это бессмысленно. И ты не сдавайся, ведь мы еще живы, и наши родные тоже… — Кшан потянул друга за рукав. — Нам не в пещеры нужно, а искать их!
Шеп потер глаза, встряхнулся и заговорил уже ровнее:
— Задерживаться в этой части леса для того, чтобы собрать всех вместе, было бы слишком опасно. Прочесывать лес я не буду. Если уцелевшие не забыли, что они лешие, они все рано или поздно окажутся на берегу Нерша и будут двигаться на север, к истоку реки. И мы встретимся, — уверенно сказал Шеп и решительно вскочил на ноги. — А сейчас мы немедленно уходим. И не спорь со мной, Кшан!
Ровный бесстрастный голос друга убедил Кшана. Если даже и братишка, и женщины мертвы, их тела не здесь. Задерживаться дольше бесполезно и опасно. Положась на Шепа, Кшан послушно пошел за другом прочь от растерзанного Логова. Странного племени на берегах Нерша больше не существовало.
Глава 23. Семнадцатое июня. Около полуночи. Цьев
Цьев вошел в воду. В этом месте было сразу по колено, и Цьев решил не заходить глубже. Наклонившись над водой, он зачерпнул полные пригоршни и плеснул себе в лицо, а потом еще и еще… Ох, как хорошо! Вода была не только прохладна. Брызги ласкали пылающие щеки Цьева, унимая болезненное возбуждение лешонка.
Его все еще трясло от неприятных воспоминаний и от только что пережитой сцены. И не было никаких сил ни для того, чтобы справиться с этим, ни для того, чтобы не думать о том, что теперь будет…
Почему он вдруг не смог заставить себя сдержаться? Напустился на этих двоих так, что они даже толком не поняли, в чем дело.
Что и говорить, Кшан его не похвалит. Когда все станет известно в Логове, Кшан очень огорчится. Конечно, ругаться и драться он не будет, разве даст легонько подзатыльник. Но все же…
В общем, сегодня Цьев не был доволен собой. Он давно решил, что пора взрослеть. Если уж не уродился он таким добрым, спокойным и сдержанным, как Кшан, нужно как-то научиться и стать терпимым к людям, таким, каким сам себя сделал Шеп. И что же теперь получается? Получается, что до желаемого результата Цьеву еще очень и очень далеко. Дальше некуда… Опять все будут тыкать в него пальцами и шептаться о том, что ненормальный Цьев снова учудил что-то…
Очень неприятно чувствовал себя Цьев после того, как разругался с людьми и бросил их. Но прохладная вода немного привела в порядок его совершенно разворошенные мысли.
Сначала он решил попробовать исправить свой проступок. Он начал уже подумывать о том, чтобы вернуться обратно и отыскать толстого и его женщину прежде, чем они найдут Логово. Извиняться перед ними он, конечно, не станет. Да, пожалуй, это было бы уже лишним. Но все же следовало бы довести их до места и честь по чести сдать с рук на руки. И тогда бы у Цьева появилась законная причина немного зауважать самого себя…
Но тут Цьеву вдруг вспомнилось, как Шеп принес из леса окровавленного Мрона со следами плети и сорванной кожей на спине. И сердце Цьева стало разгоняться. Так мучить беззащитного ребенка! Неужели живое существо, кричащее от боли, не может вызвать у людей ничего, кроме утробного восторга?! И этот человек, который считает себя братом Вали, еще смел обижаться на совершенно справедливые слова Цьева!
Нет уж!.. Все-таки никуда Цьев не пойдет, и пусть толстый и его женщина сами выбираются из леса, как хотят!.. Выводить их Цьев не станет. Пусть ищут дорогу сами! Вот так-то!
Цьев вышел на пологий склон, поросший молодой, не жесткой еще осокой, и опустился на землю.
Горькие мысли понемногу отпустили его.
Цьеву мечтательно зажмурился и окунулся в свои грезы. А ведь ему было о чем помечтать. Мир за пределами Лешаниц был не только необъятным и полным опасностей, он был еще и невероятно интересным. И кто знает, возможно в этом мире есть еще очень много мест, где живут лешие, и где они счастливы… Вот бы отыскать их!.. Или даже если никто так и не отыщется, как здорово было бы просто побродить по миру! Побродить, а потом вернуться сюда, где все будут рады твоему возвращению… И снова уйти для того, чтобы повидать жизнь под солнцем и опять вернуться в Логово, где его будет ждать Шела…
В благосклонности своей подружки Цьев не сомневался. Пусть Хранителя начинает трясти от гнева, едва он завидит свою сестренку вместе с Цьевом. Но юные лешата всегда были неразлучны, и Цьев не представлял себе, что красавица Шела выберет кого-то другого. Сам он готов был на все ради подруги. Ей предназначались первые лесные цветы и нехитрые лешачьи лакомства, за нее Цьев отчаянно дрался с другими подростками племени. Придет время, и даже строгий окрик Хранителя окажется пустым звуком…
Эти мечты были так сладки! И если раньше Цьев считал это несбыточной сказкой, теперь он уже понимал, что это возможно… Если он, конечно, перестанет быть глупцом и научиться правильно вести себя среди таких непредсказуемых и опасных людей…
Цьева вывел из раздумий еле слышный шорох веток. Будь на месте Цьева кто-то другой, он даже и не заметил бы такого шороха, он был еле слышен и почти сливался с легким плеском воды среди прибрежных речных камней. Но у Цьева был отличный слух, великолепный слух, которым можно было гордиться, если бы он не был даром великого Нерша… Цьев стремительно откатился по склону в сторону, под кусты ивняка и замер, вглядываясь в темноту.
На берегу показалась невысокая тоненькая фигурка с распущенными длинными волосами и в коротком платье. И Цьев с улыбкой перевел дыхание.
— Шела!
Она присела от испуга, но быстро обернулась на зов и бросилась к Цьеву. Он еще не успел встать на ноги, только поднялся на колени, а Шела прямо-таки упала к нему в объятия. Цьев прижал ее к себе, пряча лицо в длинных мягких прядях девочки, вдохнул медовый запах… Но сразу же с недоумением ощутил, как бьется в рыданиях ее тело.
— Милая моя, что с тобой? — Цьев испугался.
Не в силах ответить, она рыдала, навалившись на плечи Цьева.
Она даже не слышала тревожного вопроса своего друга.
Только тут Цьев сообразил, что девочка совершенно одна в лесу и довольно далеко от Логова. Это казалось совершенно невозможным. Шеп запрещал сестре покидать Логово. В лес она могла выходить только с братом, а уж за овраг ей было запрещено соваться с кем бы то ни было. Девочка всегда была упряма, но она никогда не ослушалась бы старшего брата-Хранителя и не убежала бы из Логова одна. В этом Цьев был уверен.
— Что стряслось? — уточнил Цьев, чувствуя, что губы плохо слушаются его. Он еще не знал, в чем дело, но был уверен, что случилось что-то по-настоящему страшное, иначе Шела не была бы здесь. Что же могло произойти? В голове Цьева возникла только одна догадка, и он, холодея, воскликнул:
— Великий Нерш! Шела, неужели что-то с Есой?
Девочка затрясла головой, но Цьев не понял ничегошеньки. Шела словно бы не говорила ни „да“, ни „нет“.
— Да скажи же, наконец, хоть слово! — нетерпеливо выкрикнул он.
— Они всех убили… — простонала Шела, и судороги снова охватили ее тело.
Цьев ничего не сообразил. Но его уверенность в том, что случилось что-то совершенно непоправимое, окрепла окончательно. Он отстранил Шелу, вгляделся в мокрое лицо, искаженное рыданиями и, испугавшись выражения этого лица, с удвоенной энергией бросился утешать девочку. Он собирал губами слезы с ее щек, гладил шелковистые темные пряди и худенькие плечи. И все же Шела не могла успокоиться, пока
