овес. Она собирает траву на даче. Лечится от всего.
— Серьезно? Натуропатка?
— Ага. Чистится все время. Йога. Уринотерапия.
Ширвиндт уже вертел в руках какую-то баночку.
Услышав про уринотерапию, он торжественно поднес баночку к глазам:
— Как ты думаешь, чем заправлен этот салат?..
Проспект Мира (2)
Сегодня я почувствовал завершенность осени, за которой, возможно, ничего не будет.
Объезжая пробки, мы застряли в переулке, который вдруг представился мне как тупик, из которого я никогда не смогу найти выхода. Промелькнувшая в сознании пленка запечатлела лишь обвальный листопад, завершившийся пустотой, процарапанной крестами и звездами. Я услышал дурацкую музыку неизбежного финала — стрекотание ленты и слабую дробь дождя.
Кажется, завис светофор.
Глядя на красный, я отгонял от себя мысль о том, что моим воскрешениям ведется счет. Я подумал, что 'мой курсив' — это теперь самое важное, что, если бы мне выпал шанс пожить еще немножко, я бы заслужил встретить и тепло, и солнце, что я люблю их сильнее воспетого увядания осени, что я — человек весны, родившийся весною, не имею права покидать этот мир без следа, без причины, что я хочу и сумею дожить до весны!
Еще вчера я задумал открыть ники и буквы с точками, скрывающие фамилии героев моего дневника. Мне захотелось многое прояснить, сделать дневник удобным для чтения.
С новой надеждой, которую я только на мгновенье представил себе в виде беспрерывной работы за компьютером, зажегся зеленый свет, а вскоре не осталось и следа от затора.
Да, сейчас нужно только писать! Наверное, предстоит еще упростить местами слог и, может быть, стоит быть чуть более откровенным…
Словно из детского мультика выплыло заспавшееся светило. И уже что-то игривое я почувствовал в кружении листьев, и вечно побочная тема моей жизни — тема грусти и расставания, уступила место главной теме — теме любви, созвучной, по-видимому, любому времени года…
Утро началось перепалкой с Марком. Домывая тарелки, я повторил свой недавний вопрос: сколько человек он собирается пригласить 14-го?
Дедушка ответил:
— Будут те же, что в прошлый раз.
Оказывается, не те же. Но это не беда. К прежним старушкам добавится только некая Алла, которая навещала его в госпитале. Эту Аллу терпеть не могла его покойная супруга, Ната, из-за того, что подозревала ее в недобрых намерениях, когда та вдруг взялась ухаживать за ее умиравшей подругой.
— Ничего покупать не надо, — добавил Марк. — Львиную долю я уже купил.
— Что именно?
— Там много 'предметов'.
Ах, так? Львиная доля продуктов ('предметов' не его языке) уже куплена? Мне стало интересно, как это могло получиться, когда старик совсем не выходит из дома?
Я поспешил в среднюю комнату. Рядом с балконной дверью лежали 4 баклажана, которые вчера, очевидно, прикупила Ида.
— Дядя Марк! Я же обещал, что в воскресенье, после возвращения из Тулы, я куплю и сделаю все, что надо. Зачем вы просите своих старушек покупать все по мелочам?
— У тебя очень хорошая память, — зло ответил старик.
— Да, не жалуюсь. Стоя на этом месте, у раковины, неделю назад, я сказал, что все сделаю сам. Я спросил, сколько будет человек. Потому что людей, не очень близких, вы можете пригласить в ресторан. Мне трудно готовить для большого количества народа. Я и так много лет обхожусь без повара и уборщицы.
Это я в сердцах сказал впервые.
Марк не выносит в доме посторонних. Они всегда могут что-то украсть. Он обрек меня на многолетнюю поденщину. Его приятельницы не станут пылесосить ковры или мыть окна.
Я задыхаюсь от тяжелых запахов квартиры. Зажимая ноздри, открываю уборную с описанным полом. В квартире — кавардак, и спасу нет от его линялых тряпочек. Я был бы готов снести все, если бы хоть раз открыл в нем любовь или привязанность к кому-нибудь на свете.
Он отметит свой день рождения дважды. И дважды — за чужой счет! Ему нужны почести! И он их получит. Растроганные старушки будут превозносить его до небес. Они не догадываются, какой богомерзкий у них приятель.
— Ладно, — он снисходительно машет рукой. — Я не хочу говорить об этом.
