Вот так, плача и восхищаясь собой, он двинулся навстречу Шандору и так грохнул того по голове обычной вазочкой со стола, что дилер рухнул.
Потом будущий гений рока вышел на улицу и увидел тот самый «Сенатор» 87-го года, на котором приехал Шандор. Разбив камнем дверное стекло и игнорируя истерику сигнализации, Вован вскочил в седло пожилого немецкого «жеребца».
Когда он дал по газам, по радио стали крутить саундтрек из фильма «Обитель зла», где так лихо завывал любимый Мэрлин. Тогда Вован понял, что это знак свыше, и прибавил по максимуму. Перед психбольницей лихач набрал сотню километров, а когда до ворот оставалось всего чуть-чуть, он подошел уже к ста пятидесяти. Поэтому и не получилось вовремя ударить по тормозам, когда по дороге двинулась старуха. Удар был максимальным.
Вован поразился тому, как легко бабка взлетела над машиной и, подобно адскому некромонгеру из фильма «Хроники Риддика», рухнула на огромный, словно кровать, капот. Ее смятое лицо прижалось к тонированному лобовому стеклу.
Человек в черном, поджидавший Тамару Васильевну у придорожных ларьков, не успел даже удивиться и, словно окаменев, смотрел, как уносится прочь роковой автомобиль.
Лихач не решился тормозить и долго мчался по шоссе, впившись взглядом в глаза покойницы. Отъехав на порядочное расстояние, Вован хотел закопать старуху под ветлой – недалеко от того местечка, что называлось «У Артура. 24 часа». Но с перепугу просто оттащил покойницу к мусорной свалке, присыпал тело всяким хламом и быстро уехал.
Глава двадцатая
АТОМГРАД
1
Утром 25-го профессор решил возвращаться в Челябинск – торопился дописать и перевести статью для сборника, выходившего в Тюбингене.
По пути в Челябинск решил сделать крюк. Накануне позвонили и упросили приехать в Сугомакскую пещеру, где нашли древний рисунок и каменную маску. Пещера километрах в пяти от Кыштыма и совсем близко от когда-то засекреченного города Озерска – унылого атомграда с солдатами на КПП и разноцветными спецпропусками.
Наскоро умывшись и перекинувшись с Чебилевым парой слов, Игорь Сергеевич быстренько вскочил в «уазик», и вскоре машина уже тряслась на бетонке.
И побежала дорога – унылые пейзажи с перелесками и полями.
Однообразное мелькание бетонных автобусных остановок и людей с банками молока или бусами из сушеных прошлогодних грибов быстро утомило профессора, и Игорь Сергеевич углубился в воспоминания о детстве и событиях в закрытом городе Озерске, еще недавно отсутствовавшем на картах и существовавшем только в секретных пространствах государственной тайны.
Далекое время было семейной идиллией любви отца и матери, жизни в благополучном доме, где все подчинялось, как казалось, незыблемым законам счастья, которые должны были разрушиться в будущем неизбежным разводом.
Но тогда… тогда все казалось радужным и бесконечным.
В их доме проживали крупные чиновники, военные и сотрудники КГБ. Другие люди там не появлялись, а если и приезжали, то в качестве шоферов служебных машин, секретарей, адъютантов или раболепных лакеев.
Но все они: и важные жильцы, и просто люди – были объединены одним тайным веществом – атомом, который «варили» на комбинате и на других, как таинственно говорили папины гости, секретных точках.
Что это были за объекты, он тогда не знал и делал лишь какие-то предположения, пока наконец однажды на заводе не приключилась авария. Авария была не шуточной – прогремел взрыв, а взлетевшая в небо кровать убила козу, пасшуюся перед их домом.
Потом появился вонючий туман. Жильцы выбежали на улицу и долго ежились в сером мареве, молчаливо поглядывая в сторону горевшего завода. Постояв, они робко спрашивали друг друга: «Ну, что там? Ну, что?»
Ответ был известен: там военная тайна. Она и грохнула.
Стоило ли возмущаться? Ведь и раньше все видели, как по ночам из огромных труб вырывались ядовитого цвета протуберанцы. Огненные языки жалили ночное небо, выжигая его до антрацитного сизого лоска.
По тухлому дыму, по навязчивому эху металлического стука осведомленные пророки и пророчицы, жившие в городке, иногда начинали догадываться, что где-то в самом сердце завода ковали и лудили второе солнце – солнце смерти, имевшее только одну цель – зажарить всех, кого коснется хотя бы один, пусть даже самый слабый, луч атома.
Иногда будущий профессор бегал с детьми к черным стенам этого таинственного комбината, чтоб в прорехи в бетонных сотах увидеть скелеты танков и остовы самолетов, надтреснутую броню и искореженные проржавевшие каркасы. Все это были жертвы второго солнца.
2
Для экспериментов приезжали из Москвы шакалоподобные, подсохшие с боков ученые.
Отец устраивал им экскурсии по закрытому городу, и, увидев все своими глазами, они глубокомысленно рассуждали, как думал тогда мальчик, о древнегреческих богах – Уране и Плутоне.
Первый, как утверждала энциклопедия, был богом неба, второй – богом подземного царства и мира мертвых. Ученые говорили с отцом только об этих богах. Было странно, что они летели из Москвы, чтобы обсудить с полковником КГБ причудливые сюжеты из древних мифов. Потом в их разговорах стал мелькать неизвестный персонаж – Дейтерий. Его они называли «меченый атом» и все время связывали его действия с тяжелой водой.
Потом в разговорах стали возникать совсем другие боги – пурексы, бридеры, вермикулиты, кюри, нуклиды стронция, изотопы цезия, плотно ионизирующее альфа-излучение.
Однажды эти люди и отец перестали разговаривать на человеческом языке. Их речь превратилась в многоэтажный бред с перечислением аббревиатур, цифр и дат. А научный бред мгновенно перерос в бред величия. Он сопровождался разговорами о гигантских самолетах, в которых люди будущего поставят огромные доменные печи и прямо в небе с помощью мирного атома научатся плавить в них молибден и цирконий.
Черные дымящиеся птицы станут символом могучей страны, превратившейся в одну устремленную к покрытым сажей звездам братскую доменную печь.
«Шакалы» любили разговоры о будущем, о голубых городах за полярным кругом, построенных на манер огромных теплиц, – там люди, словно овощи-рекордсмены, будут расти и развиваться под рукотворным термоядерным солнцем. Говорили, конечно, и о пустынях, превращенных в банановые плантации, и веселых упитанных инженерах, несущих людям математически верное счастье…
Вроде бы и холеными были гости отца, но почему-то, как только они приходили, по квартире распространялся запах псины и кошачьей мочи. Будущий профессор даже предполагал, что они, как команчи у Фенимора Купера, натирались особой мазью перед своими научными схватками.
