1 августа 1631 г. Петер-Пауль Рубенс, представитель испанской администрации на переговорах с Марией Медичи, сообщал герцогу Оливаресу: «Перемены во Франции поистине велики. Королева-мать явилась сюда, чтобы броситься в объятия Ее Высочества (испанской наместницы Фландрии инфанты Клары- Евгении Австрийской, дочери короля Испании Филиппа II и Елизаветы де Валуа. — В. Ш ), ее толкнула на это жестокость кардинала Ришелье, который[235]забыл, что всем обязан ей: она вытащила его из грязи и поставила на ту вершину, откуда он осыпает ее стрелами своей неблагодарности».
Знаменитый фламандский живописец и дипломат Рубенс возглавил секретные переговоры с Марией Медичи и Гастоном Орлеанским, о чем он сообщил в одном из частных писем за 1634 г. Этот факт можно объяснить тем, что испанцы хорошо знали о близких личных контактах художника с королевой во время его парижского пребывания во Франции. По заказу Марии Медичи в 1622—1625 гг. он выполнял декоративные панно с различными эпизодами из жизни королевы и заслужил ее благосклонность. В том же письме Оливаресу Рубенс замечает: «Если бы они (Гастон и королева. — В. Ш.) открыто воспользовались испанскими войсками в борьбе против кардинала, которой прикрывается властью и покровительством короля Франции, они вызвали бы ненависть всех французов и погубили бы все дело». Мария Медичи и Гастон Орлеанский заявили Рубенсу, что считают Ришелье причиной всех своих бел однако «не стремятся вызвать разрыв между Францией и Испанией». Вместе с тем Гастон попросил денег на развязывание гражданской воины: «Стоит только герцогу Орлеанскому поднять знамя и начать войну, — подхватил эту идею Рубенс, — как его сторонники сбросят маску и поспешат к нему». Но Оливарес боялся самой возможности столкновения с Францией, представляя в Испании скорее партию мира, и поэтому рекомендовал ограничиться выделением средств на содержание членов французской королевской семьи и их свиты. Гастон и Мария Медичи поселились в Брюсселе, где у каждого был свой[236] небольшой двор, который в 1631-1633 гг. регулярно пополнялся.
Двор Марии Медичи был меньше, чем у Гастона. Здесь мы видим много духовных лиц, прежде всего отца Шантелуба и Матье де Морга, известных памфлетистов, подрывавших авторитет Ришелье своими едкими произведениями. Из известных лиц к Марии Медичи также присоединилась мадам дю Фаржи, которая много сделала для превращения двора королевы-матери в центр эмиграции. Хотя сторонники Гастона и Марии Медичи имели общие цели и не противопоставляли себя друг другу, оба двора действовали достаточно самостоятельно. Для парижского двора лагерь эмиграции рассматривался как единый, и часто интриги в Лувре были связаны с Брюсселем. Даже в изгнании члены семьи короля оставались престижным знаменем для придворных заговорщиков.
После «Дня одураченных» в Париже оставалась только Анна Австрийская, через которую маркиза дю Фаржи и королева-мать пытались осуществлять связь с внутренней французской оппозицией. Под видом испанской дипломатической корреспонденции между Парижем и Брюсселем осуществлялась переписка. Однако подручным Ришелье постоянно удавалось перехватывать посланцев из-за границы и перлюстрировать содержимое писем. Так, осенью 1631 г. после поездки во Фландрию был схвачен некто Рене Сеген и заключен в Бастилию. Сохранилась часть его допроса, из чего становится ясным, что Ришелье обладал документальным свидетельством связи герцогини де Шеврез и королевы Анны с Брюсселем. В захваченных бумагах поднимался вопрос о жизни короля и судьбе кардинала. В частности, говорилось, что больной[237] Людовик XIII может умереть в любой момент, а Анна Австрийская в таком случае сохранит корону, выйдя замуж за Гастона Орлеанского. На пост же главного министра маркиза дю Фаржи предполагала назначить маркиза де Ла Вьевиля, который бежал в Брюссель еще в 1620-е гг. Он возглавлял Королевский совет до Ришелье и был смещен кардиналом путем закулисных махинаций.
Можно заметить, что жизнь двора Марии Медичи в первое время была довольно активной. Королева- мать была в курсе последних событий во Франции, в том числе посредством переписки с Анной Австрийской и герцогиней де Шеврез, и надо полагать, вдохновляла царствующую королеву на борьбу.
Двор Гастона Орлеанского, главным образом мужской по составу, занимался больше подготовкой к вторжению во Францию, комплектованием наемного войска и поиском финансовых средств на организацию мятежа. Кроме названных сторонников брата короля, к лагерю эмигрантов присоединился барон Луи Деэ де Курменен, возвращавшийся из России. Курменен — полулегендарная личность, французский дипломатический агент, выполнявший секретные миссии в Восточной Европе и Московии, при дворе Михаила Федоровича. К сожалению, все дипломатические бумаги о его посольстве были уничтожены после разгрома мятежа 1632 г. и казни самого барона.
Из письма архиепископа Арльского Ришелье от 14 декабря 1631 г. можно узнать имена иных эмигрантов на службе герцога Орлеанского, посланных Гастоном для переговоров с герцогом де Монморанси о совместном мятеже. Встреча проходила на нейтральной территории — в папском Авиньоне. Назы-[238] ваются «господа де Вантадур» и «господа д'Орнано». Видимо, речь идет о трех братьях Леви-Вантадур, из которых самым верным последователем Гастона был младший — граф де Брион, кузен Монморанси, являвшийся посредником на их переговорах. Семья д'Орнано — выходцы с Корсики — была немногочисленна. После смерти в тюрьме маршала д'Орнано, участника заговора графа де Шале 1626 г. и воспитателя Гастона Орлеанского, остались два брата — сир де Мазарг и шевалье д'Орнано. Подобно старшему брату, они составляли окружение Гастона уже в 1620-е гг. Сир де Мазарг занимал должность первого шталмейстера брата короля, а шевалье д'Орнано заведовал гардеробом герцога. Незнатные и маловлиятельные, они были лично преданны своему покровителю подобно иным средним дворянам.
Гастон Орлеанский жил в Брюсселе и в Нанси, столице Лотарингского герцогства, где правил противник Франции и союзник Габсбургов Карл IV. Неожиданное бракосочетание Гастона и сестры Карла IV Маргариты Лотарингской смутило и Брюссель и Париж. Во-первых, в планы маркизы дю Фаржи и Марии Медичи входил брак Анны Австрийской и Гастона как основа будущего союза с Испанией. Во- вторых, королева-мать понимала, что такой брак носит морганатический характер и лишает герцога прав на французский престол. Согласно французским законам, королевскую корону не может наследовать принц, вступивший в брак против воли короля или без его благословения.
Мятеж Гастона и герцога де Монморанси не удался. В день сражения погиб граф де Море. Соглашение Людовика XIII с братом не состоялось из-за[239] решения короля казнить Монморанси, а также из-за известия, что король знает о секретном браке своего единственного брата. Судя по всему, Пюилорен склонил своего патрона вновь покинуть страну. Второе бегство Гастона за границу мы определяем как начало очередного этапа дворянской эмиграции.
Фиаско открытого сопротивления Гастона, равно как и неудачи интриг брюссельского двора и последовавшие за этим выводы о силе Ришелье, внесли определенную смуту в стан эмиграции и привели к переговорам с Парижем. К последним очень серьезно отнеслись представители испанской короны. Так, преемник инфанты Клары-Евгении дон Франсиско де Монкада, маркиз д'Айтона, получил инструкции из Мадрида удерживать брата короля во Фландрии как можно дольше. Такое желание мадридского кабинета можно объяснить, исходя из складывающихся взаимоотношений Франции и Испании, которые все более принимали конфронтационные формы в 1630-е гг.
С 1634 г. начались переговоры с лидерами эмиграции. Ришелье и Людовик XIII не желали оставлять испанцам перед возможной войной столь важный козырь, как членов королевской семьи и знатных дворян их свиты. В свою очередь, Гастон и королева-мать убедились в бесплодности своих попыток вернуться во Францию как путем вооруженного вторжения, так и посредством придворных интриг. Они все более становились заложниками у испанских властей. Разногласия с Марией Медичи, и дипломатия Ришелье, который сумел убедить ряд сторонников герцога вернуться, толкнули Гастона на соглашение с королем. Это произошло без учета интересов Марии Медичи. Лагерь эмиграции уже не был единым.[240] Королевская милость, правда, не распространялась на Ла Вьевиля, Ле Куанье. Монсиго и барона де Вьепона. В октябре 1634 г. Гастон Орлеанский с группой ближайших конфидентов неожиданно для испанцев и Марии Медичи бежал во Францию. «Этот принц, несмотря на антипатию, которую он питал к кардиналу де Ришелье, источнику его несчастий, по ряду причин проявлял интерес вернуться в королевство тем или иным путем». — писал в своих мемуарах Анри де Кампьон, член партии Гастона. Однако в Париже вся свита Гастона была заключена в Бастилию и другие тюрьмы, потому что Ришелье не мог допустить, чтобы мятежный брат короля был в состоянии еще когда-либо воспользоваться их услугами. В качестве компенсации и утешения Гастону объявили, что Парижский парламент аннулировал его брачный союз с принцессой Лотарингской и вернул ему титул дофина Франции.
Начало войны с Габсбургами ознаменовалось временным прекращением придворных интриг и
