Разгром Японии и самурайская угроза

Заместитель наркома по иностранным делам Л.М. Карахан в ответном заявлении сказал:

«Правительство СССР не может не выразить своего изумления по поводу сделанного 28 октября с.г. японским послом г. Хирохита от имени Японского Правительства заявления, ссылающегося на лишенные всякой почвы измышления и слухи, исходящие от безответственных лиц из японских или китайских кругов…»

Заявление японского посла в Москве не имело каких-либо серьезных последствий. Но оно убедительно свидетельствовало о том, насколько бдительно относилась японская сторона к любым контактам своего северного соседа в Маньчжурии. В основу заявления посла легла собранная шпионская информация, достоверность которой Карахан решительно отверг.

Приведенное заявление позволяет сделать вывод, что в Токио считали сферой жизненных интересов империи на Японских островах не только Южную, но и всю Северную Маньчжурию. Там уже была «запрограммирована» неизбежность военного конфликта Японии с Советским Союзом. Вопрос был только во времени.

Однако перед нападением на американскую военно-морскую базу Перл-Харбор на Гавайских островах Япония проведет разведку боем сил и реальных боевых возможностей советской Рабоче-Крестьянской Красной Армии у озера Хасан и на реке Халхин-Гол. Если хасанские события относятся к пограничному военному конфликту, то боевые действия на монгольской границе у реки Халхин-Гол сравнимы только с локальной, но необъявленной войной.

ГЛАВА 2 ГОД 1938-й. Локальный «пробный» конфликт на границе. Озеро Хасан

Скоротечные события у ранее безвестного в истории приморского озера Хасан стали своеобразным послесловием оккупации Японией соседней Маньчжурии, которая завершилась к марту 1932 года. Захват северо-восточных провинций Китая был проведен японской армией после «серии» инсценировок. Французская журналистка Андре Виолис в своей книге «Япония и ее империя» так рассказывает о начале экспансии императорской армии в Маньчжурии:

«…Они (офицеры японской армии. — А.Ш.) ждут только предлога, чтобы вмешаться в дело, а найти предлог или спровоцировать его всегда легко».

Действительно, 18 сентября 1931 года две роты солдат регулярной армии маршала Чжан Сюэ-ляна (так, по крайней мере, уверяют японские офицеры) «забавлялись» в окрестностях Патаина близ Мукдена тем, что стали взрывать части железнодорожной линии. Японская железнодорожная охрана (на самом деле это были две роты солдат) пыталась помешать этой игре, из-за которой ночью железнодорожный состав сошел с рельсов. Завязывается перестрелка. Сотня китайских солдат из состава мукденского гарнизона спешит на помощь своим.

«Японская железнодорожная охрана» рассеивает их, преследует до казарм и, не задерживаясь там, захватывает арсенал, занимает весь Мукден и располагается там. Одновременно в 9 часов утра 19 сентября на мукденские казармы и местный военный аэродром обрушивается огонь японской артиллерии. Китайские войска гарнизона и охранная полиция численностью до 10 тысяч человек разбегаются. Летчики оставляют аэродром со сгоревшими самолетами и ангарами. Затем японцы (солдат было всего около 500 человек) объясняют, что они не тронутся с места.

Эти действия, означавшие дебют японского выступления в Маньчжурии, внешне явились неприятной неожиданностью для токийского правительства. «Виновником» виделся генерал-губернатор Кореи Угака и ротные пехотные офицеры, командование императорских войск в Маньчжурии.

На другой день Кабинет министров собирается на экстренное заседание. Барон Сидехара, с одобрения своих товарищей по кабинету, заявляет, что инцидент должен быть локализован и военные действия приостановлены.

Генеральный консул в Мукдене г. Хаяси получает поручение передать эти правительственные решения генералу Хондзе, главнокомандующему японскими войсками в Маньчжурии. Но генерал Хондзе уже получил от генерального штаба из Токио непосредственный и противоположный приказ, он отказывается принять Генерального консула.

Таким образом, разрыв между армией и правительством вступает в новый фазис. Начинается открытая борьба.

Кабинет министров решает, что армия, расположенная в Маньчжурии, не получит больше никаких подкреплений, но через несколько дней подкрепления посылаются, и военный министр заявляет, что только местные японские военные власти в Маньчжурии могут судить о том, нужны ли подкрепления или нет.

— Никаких наступлений, никаких сражений! — декретирует токийское правительство.

А спустя две недели японские войска уже сражаются на берегах реки Почни, и японские части наступают на Цицикар и занимают этот важный пункт. Перед этим, уже к 20 сентября, ими были захвачены все крупные города к северу от Мукдена, до реки Сунгари…

Не заботясь больше о токийском правительстве и даже устранив его представителя — генерального консула Хаяси, генерал Хондзе и его штаб, образованный из молодых, интеллигентных, энергичных и честолюбивых офицеров, начинает организовывать свою власть в занятых областях…»

На захваченной территории, чтобы как-то успокоить общественное мнение — прежде всего в собственной стране, было создано «свободное» марионеточное государство Маньчжоу-Го (Ман-джуго). На его престол японцы возвели Пу И — последнего отпрыска династии китайских (маньчжурских) императоров, которые лишились пекинского престола в 1911 году. Монарх Маньчжоу-Го был окружен чужеземными советниками и реальной властью не обладал. Он был не больше, чем «автомат и послушная игрушка в руках японцев».

Генерал Садао Араки, вступивший в должность военного министра, заявил, что первая линия обороны Японии должна быть вынесена в юго-восточный район Байкальского озера. Говоря об аннексии Маньчжурии (по этому случаю Лига Наций создала специальную следственную комиссию), генерал Араки неоднократно повторял, что японская армия никогда не оставит Маньчжурии и что она не допустит никакого вмешательства в свои действия.

Предшественник генерала Садао Араки на влиятельнейшем посту военного министра императорского правительства генерал Минами во всем отстаивал экспансионистские действия японской армии в Маньчжурии. Так, 5 августа 1931 года, выступая на собрании командиров дивизий сухопутной армии, Минами решительно атаковал предложения правительства, членом которого он являлся.

— Лица, стоящие вне армейских кругов, — сказал он, — не отдают себе достаточного отчета в жертвах, которые армия приносит. Они так же мало понимают сущность внутреннего положения Японии, как и ее международную ситуацию. В своем непонимании они увлекаются разоружительными тенденциями и отдают свои силы на служение пропаганде, которая вредна и опасна для интересов и армии, и страны в целом. На вас, командиров армейских дивизий, выпадает долг бороться против этого духа и пропагандировать подлинную правду среди офицерства и солдат, состоящих под вашей командой.

Тот же генерал Минами, будучи на посту военного министра, сформулировал роль императорской армии в «континентальной» политике Страны восходящего солнца. Речь, естественно, начиналась с Маньчжурии как составной, исторической части Китайской Республики. Генерал Минами так выразил свои экспансионистские идеи:

«Престиж Японии в Маньчжурии и Монголии близок к тому, чтобы исчезнуть одновременно с угасанием доблести дерзновенной энергии японского народа. Пусть каждый японский солдат отдаст себе отчет в значении маньчжурской проблемы для японского народа, и пусть каждый исполнит свой военный долг».

Предыстория захвата Японией северо-восточных провинций Китая (Маньчжурии) относится к 1927 году. Тогда в столице Страны восходящего солнца состоялось представительное совещание, которое выработало стратегическую линию геополитических устремлений империи на ближайшее и перспективное будущее. Итоговый документ токийского совещания получил название «Меморандум Танаки». В нем говорилось:

«Овладев всеми ресурсами Китая (под Китаем подразумевались еще и Маньчжурия с