Может быть, следует раскланяться с ними и сказать им что-нибудь любезное?
Но лорд-примас Саймон Сэдбери, крепко стиснув, так и не отпускал его руку. Канцлеру никто не передавал об угрозе мужиков, но, может быть, он в этот момент подумал о деньгах народа, растраченных им с такой беспечностью…
— Назад! — крикнул он гребцам. — Ваше величество, нам нужно немедленно скрыться от этих босоногих разбойников!
Джек видел, как матросы подняли весла на воздух. С них капала красная вода. Темза вся была красная. Закат растекался по ней от одного берега до другого. Даже бледные щеки короля сейчас порозовели.
Джек в порядке расставил своих людей. Наскоро нарубили ветвей и бросили их у причала для того, чтобы его величество не промочил себе ноги о сырой песок. Все сняли шапки.
Однако гребцы налегли на весла. Быстро рассекая воду, они повернули лодку к Тауэру.
Такова была первая встреча короля Ричарда с его народом.
Кентцы недолго в изумлении глядели друг на друга. Опомнившись, они с громкими криками: «Измена! Измена!» — ринулись в предместье Саусвэрк.
Джек в гневе рванул куртку так, что она затрещала по всем швам. Если бы он не стыдился своих людей, он немедленно вымазал бы грязью руки, которые только что так тщательно отмывал водой с песком. Он еще раз пожалел о том, что у него нет лошади: он погнал бы ее сейчас во весь дух к Лондону.
Вместе с другими он добежал до дома Ричарда Имуорса в Саусвэрке. Его указали кентцам люди из графства Сэрри, которые поднялись, как только первые ряды мужиков вступили в предместье.[92]
Дверь выбили каменьями и топорами. Самого Имуорса не нашли, но все его имущество было выброшено на улицу и сожжено.
Это была первая расплата мужиков с королевскими изменниками: Ричард Имуорс ведал тюрьмой Маршалси.
Мэр Уилльям Уолворс с согласия городского совета приказал запереть перед мужиками все ворота города. Олдерменам было велено вооружиться. Олдермены вооружились. Одетые в брони и размахивая мечами, они разъезжали по улицам.
Олдермен Уолтер Сайбил с сотней людей охранял большой Лондонский мост. Однако, как только наступила темнота, он велел опустить цепи.
— Кентцы — друзья короля и народа, — сказал он, — не следует от них запираться и чинить им препятствия.
Олдермен Джон Горн велел заколоть двух кабанов и выкатить бочку вина. Он тайком послал за вождями кентцев, приглашая их отужинать с ним в его богатом лондонском доме.
Томас Гаукер, Уилльям Ньюмен и Джон Стерлинг поехали к нему, ели и пили за его столом и спали в его постелях.
Уот Тайлер и Джек Строу остались в Саусвэрке, в Ламбессе. Это был загородный дворец проклятого Саймона Сэдбери.
До рассвета Джек был занят тем, что выбрасывал из окна дворца вещи и книги. А огонь от костра, зажженного во дворе Ламбесса, был виден в Тауэре. В эту же ночь в одной из комнат Тауэра архиепископ Саймон Сэдбери возвратил Ричарду большую государственную печать, которой он ведал как канцлер королевства.
Утром в четверг, 13 июня, в день праздника тела Христова, олдермен Джон Горн привез повстанцам знамя с королевским гербом, олдермен Уолтер Сайбил опустил перед ними цепи моста, а подмастерья, ремесленники и весь бедный люд города стояли толпой по обочинам улицы и приветствовали повстанцев.
Почти в это же время через северо-восточные ворота вошли в Лондон эссексцы, стоявшие на Мейль-Энде. Этих впустил по своему доброму желанию олдермен Уилльям Тонг.
Слуга ввел Джека Строу в дом.
Вождь кентцев шел, оглядываясь по сторонам. Даже в самых богатых рыцарских замках Кента и Эссекса он не видел такой роскоши.
Стены комнат были выбелены значительно выше человеческого роста, а с потолка вниз спускалась деревянная обшивка, так удачно вырезанная красивыми складками, что Джек в первую минуту принял ее за занавес. Пол был устлан плетенными из соломы ковриками, а в холле усыпан песком. Между окнами стояли резные сундуки, а над ними висели клетки с весело снующими в них птицами — щеглами, зябликами, чижами и пеночками. В комнате, мимо которой вели Джека, двери были тоже широко распахнуты. В ней группой сидели дамы, занимавшиеся шитьем. Все они с любопытством подняли головы и проводили его глазами.
— Сейчас придет хозяин, — сказал слуга, выходя.
На наличнике камина была изображена соколиная охота, и Джек с удовольствием разглядел бы ее во всех подробностях, если бы, оглянувшись, не заметил молодого человека, стоявшего в дверях и глядевшего на него в упор.
Это мог быть хозяин дома, хотя Джек тотчас же подумал, что такому богатому купцу не для чего ходить в холщовых штанах и штопанной куртке. На слугу он тоже мало походил: уж слишком высоко он задирал голову. Лицо у него было приветливое и красивое; все портили только волосы, которые он, как видно, долго не стриг. В беспорядке они падали на его плечи.
Джек невольно улыбнулся тому, как долго и бесцеремонно они разглядывают друг друга. Человек в дверях тоже улыбнулся. Что-то в лице его показалось Джеку знакомым. Он протянул руку и пошел ему навстречу.
Вдруг из-за спины незнакомца вынырнул тучный человек в богатом платье. Улыбаясь, он как будто следил за тем, как встретятся эти двое.
Приветливый малый шел уже навстречу вождю кентцев с протянутой рукой. И вдруг Джек под пальцами ощутил прикосновение чего-то гладкого и холодного, а сзади раздался громкий смех. Оглянувшись, он увидел толстяка уже позади себя. Джек поднес руку к глазам — человек напротив повторил его жест.
Поняв, в чем дело, Джек круто повернулся.
— Это зеркало! — сказал он краснея. — Я уже видел их в Ламбессе. Я Джек Строу из Кента. Чего вам от меня нужно?
— Таких зеркал ты нигде не мог видеть! — возразил быстро купец. — Я велел тебя позвать… — начал он важно и вдруг смутился (кто его знает, как сейчас следует говорить с этими оборванцами?). — Мне передавали, что, входя в Лондон, ваши кентцы кричали: «Да здравствует король Джон и общины!»
— Король Ричард и общины, — поправил его Джек.
Он без внимания отнесся бы к словам купца — слишком много красивых и любопытных вещей было в этой комнате, — но хитрое выражение, промелькнувшее у того в глазах, заставило его насторожиться. Так смотрят разносчики, сбывающие гнилой товар, или хозяева, желающие тебя надуть при расчете.
— Ты можешь хорошенько рассмотреть все, что тебе нравится, — сказал купец приветливо. — Только ничего не трогай руками! Этот дом знаменит тем, что здесь отец мой, Генри Пикард, двадцать пять лет назад принимал четырех королей — Эдуарда Английского, Жана Французского, Давида Шотландского да еще кипрского короля. И все четверо получили угощение не хуже, чем у себя во дворцах!.. Но мы отвлеклись от нашей беседы. Мне говорили, что повстанцы кричали о короле Джоне… Может быть, это были не кентцы, а эссексцы, или гердфордширцы, или сэррийцы — это неважно. Если это дойдет до ушей Саймона Сэдбери, для Ланкастера дело хорошо не кончится… Зачем мужики втягивают его в свои козни?
Джек помолчал.
— Я не слышал, чтобы повстанцы кричали о Короле Джоне… Но для Ланкастера все равно это хорошо не кончится, — сказал он, следя за тем, чтобы точно выразить свою мысль. — И для Ланкастера, и
