на моих глазах, уразуметь не мог. Просто в Палосе я решил в точности заносить в дневники все, чему буду свидетелем… Кстати, мысль эту подал мне секретарь адмирала – сеньор Марио… Впрочем, есть в моих дневниках, относящихся уже ко второму плаванию, место, где я сознательно погрешил против истины, – добавил вдруг Франческо, улыбнувшись.
– Да? – с интересом спросил капитан, который был уже у двери. – Когда же вы сознательно погрешили против истины, если только это не слишком нескромный вопрос?
– Это мелочь… Вы, конечно, и внимания не обратили на это место… Поступил я так по молодости лет. – Франческо снова улыбнулся. – Когда сеньор Охеда назвал меня мальчиком, я солгал, сообщив, что мне шестнадцать лет… Ростом, как видите, бог меня не обидел…
– А на деле? – теперь улыбнулся уже и капитан.
– На деле мне только-только исполнилось четырнадцать… Сейчас я даже самому себе затрудняюсь объяснить, почему, выправляя потом с сеньором Томазо дневники, я выпустил из виду эту неточность, – сказал Франческо.
«А ведь тогда я и ей солгал!» – вспомнил он с раскаянием.
Франческо молчал довольно долгое время.
– И, конечно, любовь моя к Тайбоки была совсем мальчишеская, – пробормотал он вдруг. – Только почему же она еще и до сих пор снится мне почти каждую ночь?!
Поняв, что Франческо Руппи разговаривает уже не с ним, капитан, осторожно ступая, вышел из каюты и тихонько прикрыл за собою дверь.
«Эх, а о том, что мы до возвращения императора не спешим добраться до Испании, я беднягу так и не предупредил! – Капитан удрученно покачал головой. – Надо будет поручить это дело нашему эскривано. Он так или иначе прорвется к больному».
Глава вторая
СЕНЬОР ЭСКРИВАНО
Принеся таз и кувшин с водой, сеньорита заставила Франческо умыть лицо и руки, а потом дала ему поесть, сама разрезая мясо.
– О, дело идет на поправку! – сказала она весело. – Ведь два дня вы ничего не брали в рот, кроме воды. Некоторый опыт по уходу за больными у меня есть. А теперь, – она протянула Франческо кувшин, – можете ополоснуть себя всего – с головы до ног – над этим тазом.
Но не успел Франческо докрасна растереться грубым полотенцем, как в дверь постучали.
– Войдите! – крикнул он, быстро юркнув под одеяло, уверенный, что это сеньорита.
Но в каюту вошел высокий – еще выше, чем капитан, – очень худой господин.
Боязнь снова подвергнуться расспросам заставила Франческо закрыть глаза.
– Сеньор Франческо Руппи, если не ошибаюсь? – произнес гость, кланяясь. – Рад видеть вас в добром здоровье. Позвольте же и мне назвать себя: юстициарий, другими словами – юрист, Гарсиа к вашим услугам. Здесь принято называть меня «эскривано». И вам тоже будет удобнее называть меня так. Надеюсь, я не разбудил вас, сеньор Руппи?
Франческо открыл глаза:
– Простите, сеньор, я немного вздремнул… Прошу вас, присаживайтесь поближе, – добавил он, стараясь, чтобы посетитель не уловил в его тоне неудовольствия.
– Я, так как сеньорита была против моего сегодняшнего посещения, постараюсь не утомить вас. Все вопросы, которые нам надлежит обсудить, я выписал заранее, – добавил гость, разворачивая желтоватый свиток.
А Франческо чуть не ахнул, прикинув в уме, сколько же вопросов может уместиться на таком длинном, исписанном мелким почерком листе.
– Вопрос первый! – громко, точно с кафедры, провозгласил сеньор Гарсиа. – Впрочем, простите, с этим уже покончено: сеньор капитан убедил меня, что вы действительно Франческо Руппи. Удостоверьте только, прав ли сеньор капитан или неправ.
– Прав, – ответил Франческо. – И мне думается, что любой кастилец, услыхав одну произнесенную мною фразу, поймет, что я не только не кастилец, каким, безусловно, был паж адмирала, но и не арагонец и даже не каталонец… Не понимаю, как мог сеньор капитан… – Тут Франческо приостановился в надежде, что ему подскажут, к какой национальности принадлежит его добрейший и гостеприимнейший хозяин.
Но сеньор Гарсиа только немного пожевал губами.
– Не считаю себя знатоком в таких вопросах, – наконец вымолвил он. – Хотя, простите меня, я ведь должен был бы запомнить ваше поэтическое выражение: «наша сладкая тосканская речь».
Франческо покраснел.
– Я уже признался сеньору капитану, – сказал он смущенно, – что, после того как сеньор Томазо исправил некоторые страницы, дневник мой стал выглядеть намного лучше…
– Но смысла его сеньор Томазо, надеюсь, не менял? – спросил сеньор Гарсиа обеспокоенно.
«И он о том же!» – подумал Франческо.
– Нет, не менял, – ответил он. – К сожалению, не менял, – добавил он устало. – Там есть места…
– Пусть это вас не волнует! Все изложенное вами нигде не будет оглашено, – заверил его сеньор Гарсиа. – Ах, Тоскана, Тоскана! – произнес он мечтательно. Потом, помолчав, добавил: – Поэзия! Чистейшая поэзия! Обладай я поэтическим даром, я именно так бы и сказал: «Сладкая тосканская речь»…
Франческо внимательно оглядел своего гостя. Волосы у того были белокурые, чуть тронутые сединой. Лицо смуглое, почти без морщин. Держался он прямо, как иной раз держатся люди, пытающиеся скрыть
