Лейпциге» и закрыть оба православных храма. Желая спасти их и ощущая недостаточность лишь собственного воздействия на имперского наместника, Министерство церковных дел обратилось за поддержкой в МИД Германии. В письме государственному секретарю фон Вейцзекеру от 31 октября в качестве главного аргумента против закрытия церквей выдвигались возможные неблагоприятные внешнеполитические последствия: «К вышеуказанным церковным приходам относятся все лица православного вероисповедания независимо от их гражданства, в первую очередь (постоянно) проживающие здесь румыны и болгары, чьи правительства стоят на немецкой стороне… Закрытие православных храмов в Лейпциге и Дрездене послужило бы первым мероприятием подобного рода на всей территории Рейха, включая только что приобретенные районы, и, поскольку именно нынешнее положение дел в Православных Церквах Германии повсеместно является объектом внимательнейших наблюдений, естественно, произвело бы сенсацию и за пределами Рейха»[466]. Расчет Министерства церковных дел оказался правильным — встревоженные чиновники МИД полностью поддержали его позицию и подготовили свое обращение к имперскому наместнику: «Возможное принятие мер против вышеуказанных церковных приходов может очень быстро стать известным за рубежом и, в свою очередь, оказать неблагоприятное воздействие на наши отношения с юго-восточными национальными Православными Церквами, к которым мы имеем внешнеполитический интерес». Это письмо в сокращенном варианте было отправлено в Дрезден 8 ноября 1941 г., а уже 18 ноября в МИД пришло сообщение из РКМ о том, что имперский наместник оставил свой план. Но при этом было заново проведено формирование приходских советов при участии и по согласованию с гестапо[467].
Пресекали немецкие власти и многие благотворительные мероприятия русской церковной эмиграции по оказанию помощи своим соотечественникам в оккупированных восточных районах. Так, неудачей закончилась крупнейшая подобная акция, предпринятая сестричеством Св. Ольги при Владимирской церкви в Берлине. Один из прихожан храма в мае 1946 г. вспоминал, что на призыв о сборе верхней одежды и белья миряне из различных городов Германии откликнулись с огромным энтузиазмом. Были люди, снимавшие с себя буквально последнюю рубашку и отдававшие последний грош. Через несколько дней все приходские помещения были забиты вещами — таким образом было подготовлено 1100 больших ящиков. Уже велись переговоры о покупке продовольствия на собранные 23 000 марок. Дело оставалось лишь за разрешением на отправку[468]. В берлинской русской газете «Новое слово» даже появилось сообщение: «Сестрам будет дана возможность вывезти все собранные вещи в эти районы (к востоку и к северу от Смоленска) и распределить их среди населения. Первая партия груза должна быть отправлена в начале ноября»[469].
Но груз так и не был отправлен. Настоятель Владимирской церкви архим. Иоанн был вызван в гестапо и допрошен о проведенном сборе, после чего последовала реквизиция собранного. Все ящики были забраны нацистской организацией «Зимняя помощь». Удалось отстоять только деньги, которые были использованы потом для помощи восточным рабочим[470].
В то же время Министерство церковных дел по-прежнему стремилось оказывать своеобразное покровительство епархии, порой смягчая наносимые ей удары. Даже в условиях начавшейся войны с СССР 31 марта 1942 г. министерство выделило 3000 марок на реставрацию русской церкви в Висбадене[471]. При этом РКМ по-прежнему считало, что все православные приходы, оказавшиеся на территориях, находящихся под контролем Третьего рейха, должны войти в Германскую епархию. Чаще всего это присоединение, продолжавшееся до начала 1942 г., происходило по инициативе самих приходов.
Так, глава православной епархии Богемии и Моравии, епископ Горазд (Павлик), 28 мая 1941 г. обратился к архиеп. Серафиму (Ляде) с прошением о том, чтобы он принял эту епархию «под свою архипастырскую опеку, заботу и защиту как в церковном, так и в государственно-политическом отношениях»[472]. Епархия состояла из 20 приходов с общим числом верующих около 25 000 и до тех пор находилась в юрисдикции Сербской Церкви. Оккупация Сербии сделала невозможными существовавшие прежде церковные связи, и решение еп. Горазда являлось его собственной добровольной инициативой. Как видно из интервью члена Синода Сербского патриархата германским журналистам от 11 сентября 1941 г., он принципиально не возражал против перехода епархии в подчинение архиеп. Серафима, но выражал сомнение в том, что это в германских интересах: «Если бы Немецкая Православная Церковь была автокефальной, то у Чешской Православной Церкви была бы возможность объединиться с Немецкой автокефальной Церковью… Если германское государство не учредит Православную автокефальную Церковь при жизни архиепископа Серафима, то еще неизвестно, каким образом это сможет произойти после его смерти и какую позицию займет Русская Православная Церковь». Местные власти также не были против перехода, о чем имперский протектор в Богемии и Моравии писал 11 сентября премьер-министру в Праге. Окончательное урегулирование вопроса состоялось через 2,5 месяца, о чем РКМ 21 ноября известило МИД[473]. Епископ Горазд сразу установил тесную связь с архиеп. Серафимом, несколько раз приезжал в Берлин, служил в местном русском соборе и даже участвовал там 13 июня 1942 г. в хиротонии епископа Потсдамского Филиппа. В свою очередь владыка Серафим посылал еп. Горазду св. миро, антиминсы и т. д.
Примерно в то же время — в конце 1941 г. — осуществилось формальное включение в состав Германской епархии православных приходов в Словакии. В начале XX столетия произошло «национальное пробуждение» русинов на территории Карпат. В 30-е годы на этой земле, где во времена Австро-Венгерской империи не было ни одного православного прихода, насчитывалось около 120 000 православных верующих. Для них была основана епархия под юрисдикцией Сербского патриарха, епископ которой проживал в Прешове и имел титул Мукачевско-Прешовского. Вследствие присоединения территории Карпат к Венгрии 15 марта 1939 г. епархия была разделена государственной границей на две части. Большинство православных приходов отошло к Венгрии, и на территории Словакии, формально провозглашенной независимым государством, осталось лишь 10 приходов Мукачевской епархии, русский монастырь преп. Иова в Ладомировой и две церковные общины юрисдикции митр. Евлогия в Братиславе и Нитре[474].
Уже 4 августа 1939 г. карловацкий Синод заслушал донесение настоятеля монастыря преп. Иова с приложением докладной записки благочинного, протоиерея В. Соловьева, епископу Мукачевско- Прешовскому Владимиру о желательности в данной политической обстановке передачи приходов, расположенных на территории Словакии, под управление архиепископа Берлинского и Германского. В тот же день Синод выразил свое согласие, «если Сербская церковная власть нашла бы осуществление сего желательным»[475]. Но решение этого вопроса затянулось. После нападения Германии на Югославию в апреле 1941 г. епископ Владимир был интернирован, а затем выслан на родину, и православные приходы остались без архипастырского окормления. В ответ на их ходатайства архиеп. Серафим письмом от 16 сентября 1941 г. известил настоятеля монастыря преп. Иова о том, что принимает в свои руки управление словацкими приходами. Евлогианские общины также перешли в его ведение согласно договоренности от 3 ноября 1939 г. 28 ноября 1941 г. архиеп. Серафим обратился в РКМ с письмом о включении словацких православных приходов в Германскую епархию. Министерство ответило согласием, о чем 12 декабря и известило начальника полиции безопасности и СД, а 5 января 1942 г. — Министерство иностранных дел[476].
Два прихода митр. Евлогия на территории Протектората Богемии и Моравии (в Праге и Брно) были присоединены к Германской епархии уже в ноябре 1939 г., сохранив при этом свое юрисдикционное отношение к митр. Евлогию. Подобная ситуация сложилась и в Бельгии после ее оккупации. В этой стране имелось 3 прихода, входивших в Западно-Европейскую епархию РПЦЗ. Ее глава, проживавший в Париже митр. Серафим (Лукьянов), обратился к архиепископу Берлинскому с просьбой взять на себя временное управление данными общинами, указав причину в докладе Синоду от 13 декабря 1940 г.: «В связи с прекращением регулярного железнодорожного сообщения с Бельгией я лишен возможности посещать вверенные мне русские приходы в Бельгии и разрешать на месте вопросы, связанные с легализацией наших приходов и устроением других церковных дел». 31 декабря 1940 г. Архиерейский Синод утвердил передачу общин во временное управление архиепископа Берлинского[477].
На территории Бельгии существовали также и 6 евлогианских приходов, которыми управлял архиепископ Александр (Немоловский). В 1938–1940 гг. он неоднократно в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждал деятельность нацистов. Например, 31 июля 1938 г. в своей проповеди он говорил:
