— Хорошо, я ставлю на кон свою фирменную одежку. А ты чем ответишь?
— Всем, что пожелаешь.
— А ты поступишь в институт.
— Это неравноценный обмен. В корне менять свою жизнь. Я уже все перезабыл, а ты предлагаешь опять садиться за учебники?
— Хорошо, добавлю ребенка.
— В каком смысле?
Кажется, Артем даже боялся поверить, так ли он меня понял?
— В том смысле, что если ты поступишь в институт, я соглашусь родить ещё одного ребенка.
— Белка, это правда? — забывшись, он вскинулся, и тут же со стоном упал на подушку. — Ты же не станешь разыгрывать старого и больного человека?
— Не стану. Только условие — никаких разговоров о том, что надо будет содержать детей, потому учебу придется отложить. Надо будет — не спорю, но я уже говорила с главным: я смогу брать работу на дом…
Опять меня несло! Ни о чем таком я с главным не говорила. Просто надеялась, что он позволить мне уйти в декрет на таких условиях. И о ребенке я заговорила, зная, что муж втайне мечтает об этом.
В наступившей вдруг тишине стало слышно, как в коридоре кто-то зубрил английские числительные.
— Ван, ту… файф, секс…
— Сикс, — поправил другой голос.
— Секс, — нерешительно повторил зубрила.
— Сикс! Только о сексе и думаешь!
Не выдержав, я расхохоталась. Артем тоже улыбнулся.
— Значит, не только я об этом думаю.
— Молчи уж, — махнула я рукой. — Сперва с кровати поднимись!
— А я всегда считал, что для этого вовсе не надо подниматься с кровати, а, скорее, наоборот…
— Между прочим, тот, кто зубрит английский, думает не о сексе, а об учебе. И, судя по голосу, он совсем молод.
— Белка, может, а ну его! Все-таки мне уже поздно…
— Никогда не поздно взяться за ум… Или мы пойдем каждый своим путем?
— Нет, нет, только не это! Позвольте, ваша честь, хоть немного подумать.
— Подсудимый, суд ещё предоставит вам последнее слово!
Я поставила на тумбочку Танькину корзинку и сняла с неё марлю.
— Что там у тебя?
— Клубника. Ты, небось, ещё и не пробовал?
— Как-то некогда было.
— Я тоже. Говорят, если что-то в году пробуешь в первый раз, надо загадать желание.
Мы с Артемом взяли в рот по клубничке, чуточку подумали и одновременно тряхнули головой: задумали! Я даже подозревала, что одно и то же.
Через неделю мы с Артемом — его рука все ещё была перевязана вернулись домой. Из почтового ящика вынули несколько газет и уведомление из морга, в котором оставалось тело Саши, о том, что нам надлежит его забрать, потому что на неоднократные телеграммы близкие родственники до сих пор не отозвались.
— Не понял, — голос Артема от волнения даже охрип, — Лилька что, его не похоронила?!
— Не знаю, в чем дело, — испуганно пробормотала я, начиная подозревать, что стряслось то, от чего я упрямую жену Саши предостерегала. — Лиля, правда, говорила, что поедет разбираться с Валерией, но она была под градусом, в тот день, когда узнала о смерти Саши…
— Почему же ты мне об этом не сказала?
— О чем — об этом? Нормальный человек бы такому поверил? А ты? Ты в это время ничего не делал, дурью маялся? Ты под капельницей лежал!
Выкрикивая, я все же чувствовала за собой некоторую вину. Чего уж там, я и собиралась это утаить. Что же делать?!
Но выход, конечно же, нашелся. Артем был ещё слишком слаб, чтобы всем заниматься самому. За телом мужа руководство автохозяйства послало фургон и одного из расторопных шоферов, который все сделал.
Я нашла дочь Ковалей, и оказалось, что на всякий случай, Лилия оставила ей деньги на похороны отца. На какой случай? Значит, она опасалась, что может не вернуться.
Розысками Лилии занимался сам Лев Гаврилович Могильный, но ему не удалось отыскать даже свидетелей, которые видели бы её в том городе, где директорствовала Валерия Степановна. Не говоря уже о том, что сама директор категорически отрицала, что когда-нибудь вообще видела жену Саши.
Сашу Коваля похоронили. Мы с Артемом ходим на кладбище, ухаживаем за его могилой.
Лилия же как в воду канула.
Примечания
1
(тамильск.) — одна из низших каст в Индии; бесправный отверженный
