вести себя так, чтобы ты меня не стыдился и не угрызался муками совести, что чего-то там мне недодал…
Ты — лучший отец на свете!
— Нет, не успокаивай меня, Лиза, я порой о своей роли отца забывал. Иной раз в тоске кое-что вытворял… Прости, ежели нанес ущерб твоему положению. Быть дочерью колдуна… Не каждый из молодых людей отважится такую назвать своей невестой…
— Как и иметь невестой ведьму, — улыбнулась Лиза и обняла отца. — А все равно я тебя люблю.
— Ишь, мягко стелет! — нарочито возмутился князь. — Значит, все равно?
— Каюсь, я так, из вредности, — повинилась Лиза.
— Ладно, завтракай. Кофе-то небось остыл?
Он вышел из спальни дочери, прикрыв за собою дверь.
С некоторых пор у Лизы появился закадычный друг по имени Петр Жемчужников. То есть он хотел быть для красавицы-княжны больше, чем просто друг, и в надежде на перемены в своем положении пока решил быть при своей принцессе в качестве пажа или мальчика на побегушках, чтобы иметь возможность видеться с ней и вовремя пресечь опасность в лице какого-нибудь ловеласа, могущего заступить ему дорогу.
Вот к нему-то, к Пете, едва позавтракав и одевшись, послала с поручением свою горничную Елизавета свет Николаевна.
По отцовской линии Петр Жемчужников был незнатен. Мать его, Дарья Петровна Голикова, происходила из семьи аристократической, но бедной. Род Голиковых восходил чуть ли не к Рюриковичам. За Дарьей приданого не давали, но посватавшийся к ней в свое время Валерьян Жемчужников никогда о том не пожалел. Его капиталов вполне хватало, чтобы не помышлять о такой мелочи, как приданое.
Брак Валерьяна с Дарьей можно было бы назвать идеальным. Тонкий такт, образованность, изящное воспитание жены вкупе с большими деньгами и богатырским здоровьем мужа.
Дети у Жемчужниковых выдались как на подбор: два сына, высокие, стройные, ловкие, и две дочери- красавицы. Отношение к деторождению у супругов Жемчужниковых тоже было нетрадиционным. Дарья Петровна по согласованию с мужем не пустила дело на самотек, а родила четверых, да, как она сама говорила, мешок и завязала.
Оказался в ее женском арсенале некий не то греческий, не то египетский секрет, благодаря которому женщины из рода Голиковых рожали, когда хотели. И сколько хотели. Оттого Дарья Петровна в свои сорок восемь лет имела внешность моложавую, а фигуру, по выражению любящего мужа, как у девушки.
Жизнь в семье без напряжения, в атмосфере дружеского веселья и шутки сделала дом Жемчужниковых желанным для многих петербуржцев, жаждущих отдохнуть душой от суетности повседневного бытия.
Гостей развлекали не только настольными, но и спортивными играми, которым можно было предаваться в любое время года — по просьбе старшего сына Валерьян Ипполитович соорудил в пристройке к дому огромных размеров гимнастический зал, где и хозяева, и гости могли играть почти в любую, известную в России, спортивную игру.
Братья Жемчужниковы оба были хорошими спортсменами, но Петр, несомненно, выдался человеком незаурядным. Наездник он был на зависть. Стрелок отменный. Фехтовальщик — от бога.
Кстати, для обучения фехтованию отец пригласил к сыновьям настоящего француза, бретера и авантюриста в молодые годы и вполне успокоившегося к зрелости.
— Пьер — талант, — с восхищением говорил он Валерьяну, — таких я видел — по пальцам считать…
— Перечесть, — улыбнувшись, поправил тот.
— Мало кого и перечесть, и считать, — с юмором вывернулся находчивый француз. — Алекс — славный мальчик, старательный, но до брата не дотягивается…
Словом, Петр Жемчужников котировался в Петербурге как завидный жених. А Валерьяна Жемчужникова никто не осмеливался называть выскочкой, нуворишем, но ежели кто при его имени и кривил губы, то вслух старался своего пренебрежения не выказывать. Этот сибирский медведь может во гневе и заломать. Сам, конечно, не станет руки марать, а найдет какого-никакого бродягу с большой дороги…
Таким манером недоброхоты и оправдывали свой страх перед Валерьяном, хотя никто не знал и слыхом не слыхивал, чтобы за ним этакое водилось. Наверняка только знали, что Жемчужников-старший в молодости заведовал пушной факторией. Весь российский Север проехал. На мехах и разбогател, скупая их у аборигенов за плату ничтожную.
Поминали лишь однажды высказанные им в запале слова, что, захоти он, с потрохами купит весь Петербург, лживый и ленивый…
Вот какого родителя сын влюбился в княжну Лизоньку Астахову. И в тот момент, как горничная вышеупомянутой девицы спешила с поручением к дому Жемчужниковых, старший сын беседовал с отцом в его кабинете.
— Такое дело, отец, — басил Петр, — похоже, я себе невесту присмотрел.
— Что-то мнешься ты, Петруша, слова подбираешь… — Валерьян поднял голову от бумаг, которыми исправно занимался после завтрака, перед тем как ехать на свои мебельные фабрики и лесопильни. — Видать, невеста у тебя из бедных. А то и бесприданница… Угадал я?
— Лучше б бесприданница, — вздохнул Петр, — люблю я ее больше жизни, а и не хотелось бы матушке удар наносить. Узнает, расстроится небось…
— Интересно, чем же это ты маменьку свою пугать собираешься? — качнул головой Жемчужников- старший. — Кажись, меня уж на что трудно удивить, и то я заинтригован… Ежели не бесприданница, то, стало быть, парвеню?[11] Помнится, меня кто-то пытался так называть, так я ему сии слова в глотку и запихнул… Прости, сын, это я отвлекся. Неужто опять не угадал?
Петр вздохнул и печально покачал головой.
— Да в кого ж ты влюбился?! — изумился отец.
— В ведьму! — выпалил молодой человек. — Только так Петербург о ней и говорит… А происхождением ее можно бы только гордиться, самое что ни на есть аристократическое, благородное, как у нашей мамы…
— Вот оно что! — Валерьян Жемчужников поднялся и вышел из-за стола. — Думаю, ерунда сие — ведьмы, колдуны… Я полсвета объездил, а ничего этакого не встречал. То есть среди тунгусов попадались шаманы, которые разные фокусы выделывали, дак фокус — он фокус и есть… Могу сказать, что сам я сроду не боялся ни леших, ни чертей, с нами, в вере крепкими, крестная сила, на нее, сынок, опирайся!
Он захохотал и с размаху хлопнул сына по плечу так, что тот покачнулся. Этакий медведище!
— Соперники твои небось хвосты поджали: а ну как и вправду ведьма? Поэтому для тебя теперь самое время. Пользуйся, иди напролом. Девицы-аристократки смелых любят. Им, видишь ли, князьки да графчики субтильные обрыдли. Им, как и всякой нормальной женщине, хочется в будущем муже крепкое плечо чувствовать… А что она говорит: да, нет?
— Ни да ни нет, — честно признался Петр.
— Вот видишь, — обрадовался за сына Валерьян. — Да им, девицам, так, с ходу, «да» говорить не принято. А то, что «нет» не говорит, поверь, хороший знак.
Раздумывает. Ежели бы ты ей не по сердцу был, отказала бы не раздумывая.
— Ты меня утешил, — буркнул Петр, и тут раздался робкий стук в дверь.
— Кто там? — строго гаркнул старший Жемчужников.
— Петру Валерьяновичу письмецо. Сказывают, срочное, — пискнула из-за двери горничная Дарьи Петровны, Марютка, маленькая, худенькая девчонка, панически боявшаяся Валерьяна Ипполитовича.
Петр отворил дверь.
— От кого письмо-то?
— От княжны Астаховой.
— О волке речь, а он навстречь, — хмыкнул Валерьян.
— Папа! — возмущенно воскликнул сын.
— Прости, сын, но я так… в том смысле, что кстати, только переговорили, и вот оно…
— Я тебе ничего больше рассказывать не буду!
— Не серчай, говорю, брякнул, не подумав, сказал же… Экие вы со своей матушкой нежные!
