Ты уже освободился, друг мой?
Она подняла глаза на мужа, и супруги обменялись любящими взглядами. Незаметно для других. Достаточно, что они оба это чувствовали. Спустя почти четверть века!
— Анисим, — позвала Дарья Петровна дворецкого, — позвони-ка к столу еще разок. Что-то наши младшенькие спать горазды.
Вот и получалось, что на завтрак собиралось не все семейство, хотя потом на чаепитии, введенном с легкой руки Валерьяна Жемчужникова, всегда можно было добрать то, к чему не поспел с утра пораньше. Чаевничать могли в любое время, исходя из настроения домочадцев.
Слуги всегда готовы были подать и чай, и кое-что к чаю, не только плюшки-булочки, но и котлеты, и холодную телятину. Да мало ли что чаевники захотят? Плита вон она, под рукой. Только господа в колокольчик звякнут, повар уже нужное блюдо разогревает…
Знали о том и друзья Жемчужниковых. Когда кто-то из них чувствовал голод, непременно замечал:
— А не съездить ли к Жемчужниковым чаю попить?
На замечание Дарьи Петровны откликнулся дворецкий.
— Алексей Валерьяныч уже завтракали, — заметил он.
— Небось на конюшню умчался! — досадливо вздохнула Жемчужникова; она могла бы догадаться, где младший сынок, разве не привезли им накануне нового жеребца? — Никак всю семью за столом не собрать.
Пока домашние рассаживались за столом, к которому спустилась наконец и младшая дочь Ангелина, отчаянно зевающая во весь рот. Валерьян Ипполитович наскоро просмотрел утреннюю почту.
— А это чье же такое? — Он с удивлением рассматривал конверт явно иностранного происхождения. — Представь, Дашенька, тебе письмо из Польши. Разве у тебя есть знакомые в Польше?
Он вопросительно посмотрел на жену. Та была удивлена не менее его и некоторое время молчала, вспоминая. Потом ее лицо оживилось.
— Знакомых нет, а родственники, кажется, есть.
По материнской линии. Одна из кузин матушки вроде выходила замуж за поляка… Впрочем, сейчас узнаем…
Она вскрыла конверт и пробежала глазами по строчкам.
— Я была права — пишет двоюродная тетка. Ее сын, Станислав Поплавский, будет в Петербурге по делам и просит разрешения навестить нас…
Она сделала знак дворецкому, и тот поставил на стол блюда, полные всяческих печеных деликатесов от расстегаев и кулебяк до сладких пирогов и пирожных.
— У нас, оказывается, есть польский кузен, — шепнула Таша на ухо младшей сестре.
Та захлопала в ладоши:
— Ах, как это славно! Маменька, а сколько ему лет?
— Кажется, он — ровесник Петеньки, а значит, двадцать три — двадцать четыре… Но об этом потом.
Когда я ем, я глух и нем! Так всегда говорила моя гувернантка…
Петр, погруженный в свои чувства и переживания, чуть было не пропустил новость, которую домашние, за исключением отца — того позвали всегдашние дела, — оживленно обсуждали после чаепития. У них, оказывается, есть некий польский кузен, который едет в Петербург.
— А когда этот кузен у нас появится? — спросил он между прочим.
Остальные Жемчужниковы переглянулись.
— А и правда, когда?
Таша схватила письмо и принялась его читать.
— Здесь написано, что Станислав приедет второго или третьего апреля. Значит, завтра…
— Или сегодня, — поправила сестру окончательно проснувшаяся Ангелина.
— Приедет и приедет, — пробормотал Петр. — Авось не маленький, найдет дорогу. А раз уж мы пока можем лишь ожидать, предлагаю каждому заняться своими делами…
Польский кузен приехал на следующий день и понравился всем, кроме Жемчужникова-старшего. Он был очень воспитан, ненавязчив, остановился в отеле и не соглашался поселиться у дальних родственников, объясняя свой отказ тем, что, как говорят в России, незваный гость хуже татарина.
— Но мы же вас приглашаем. Стас, — капризно запротестовала Ангелина. — Вы нисколько нас не стесните. В праздники, спросите у мамы, у нас гости остаются человек по пятьдесят. И всем место находится.
— Ты преувеличиваешь, мой ангел, — улыбнулась ее мать. — Насчет пятидесяти не скажу, а человек двадцать разместить сможем… Не настаивай, может, у Станислава свои планы имеются. Думаю, он и так понял, что двери нашего дома для него открыты.
Поплавский кивнул и в знак почтения поцеловал Дарье Петровне руку.
— Я очень рад, что тетушка у меня оказалась такой тонкой и деликатной женщиной!
Валерьян в беседе с женой охарактеризовал его коротко:
— Жуир![13] Такой ради своей прихоти ни перед чем не остановится.
Жена за родственника обиделась:
— Ты, друг мой, как всегда категоричен. Видел Станислава не более получаса, а уже такие выводы делаешь!
Но Валерьян не успокоился и со старшим сыном разговаривал уже с глазу на глаз.
— Ты бы, сынок, прежде времени этого новоявленного родственника с невестой не знакомил. Уведет, и глазом не успеешь моргнуть.
— Отец, ты говоришь о моей невесте, словно она бычок на веревочке. Лиза мне слово дала. Предлагаешь ей не верить? Как же я могу, не доверяя, жениться на ней?
— Я о Елизавете Николаевне разговора не веду.
Девица она нравственная, воспитания хорошего, чего бы о ней ни болтали. Я о кузене…
— Станислав — хороший человек. Он понравился маме. Откровенно говоря, и мне тоже. Он — польский шляхтич, и у них тоже есть свой кодекс чести.
— Мама твоя, Петруша, женщина доверчивая, потому что она весь род человеческий по себе меряет, и будучи сама честной и на редкость порядочной, зачастую видит в людях то, чего нет… Как знаешь, Петя, а только я с одним поляком на Севере сталкивался. На фактории работал. Вороватый был, не приведи господь!
— А среди русских тебе вороватые не попадались?
— Отчего же, попадались. Но русскую мораль мы знаем, потому и уберечься можем, а поляки — кто их разберет! Они для нас темный лес…
— Отец, о чем ты говоришь! Ведь Станислав наш родственник. Уж ежели своим не верить…
— Ну, гляди, я тебе свое мнение высказал, — пожал плечами Валерьян Ипполитович и отправился по своим делам.
На пути его перехватила младшая дочь:
— Папенька, ты обратил внимание, какая у Станислава интересная бледность? Это сейчас так модно!
— А на мой взгляд, он несварением желудка страдает. Впрочем, можешь называть нездоровую бледность интересной. Твоя воля. Но для тебя, Лина, я выберу жениха розовощекого, так что не обессудь.
Мне нужны внуки здоровые.
— Папенька! — услышал он возмущенный голос Ангелины и довольно рассмеялся.
Возможно, в другом случае Петя не взял бы с собой кузена, идя на встречу с невестой, но после нелицеприятных выражений отца в адрес Станислава он почувствовал некую вину: как мог батюшка, не зная человека, так о нем говорить!
Теперь, будучи влюбленным, Петр совсем по-другому смотрел на белый свет. Он всех любил и хотел, чтобы все вокруг, как и он, были счастливы.
Станислав же в своем черном костюме казался Пете таким грустным, одиноким, что юноша решил: надо
