любовную интригу и на невесту, просватанную очевидно, за более знатного соперника.
Действие начинается уже не в Москве.
Вот этот план:
Крестьянский бунт. – Помещик пристань держит, сын его.
Мятель – Кабак – Разбойник вожатый – Шванвич ст<арый> Молодой человек едет к соседу, бывшему воеводой – Марья Ал<ександровна?> сосватана за племянника, которого не любит. М<олодой> Шванвич встречает разбойника вожатого. – Вступает к Пугачеву – Он предводительствует шайкой – Является к Марье Ал. [Вешает] Спасает семейство, и всех.
Последняя сцена. – Мужики отца его бунтуют, он идет на помощь. – Уезжает – Пугачев разбит – Молодой Шванвич взят – Отец едет просить Екатерину. – Орлов – Дидерот – Казнь Пугачева. <1833– 1834> (Пушкин, т. IV, стр. 592.)
«Дидерот», упомянутый в конце плана, жил в Петербурге с сентября 1773 г. по конец февраля 1774 г.
Пушкин знал записки княгини Дашковой, в которых приведен ее спор с Дидро о рабстве крестьян.
Поэтому предполагали даже, что Дидро должен был быть введен в повесть не для того, чтобы высказывать свои мысли, а для того, чтобы дать возможность Дашковой высказать свои сентенции: «просвещение ведет к свободе; свобода же без просвещения породила бы только анархию и беспорядок».
Эти сентенции будто бы были очень близки и Пушкину и совпадают с сентенциями Гринева.
Думать, что в произведении, основанном на конфликте 1762 г., Пушкин будет солидаризироваться с Дашковой, значит чрезвычайно неконкретно понимать строение литературного произведения.
Кроме того, сентенции в «Капитанской дочке» принадлежат не Пушкину, а Гриневу.
У Пушкина же все время есть снисходительно-пренебрежительное отношение к Гриневу.
Гринев – это не Дубровский, а своеобразный Белкин. «Капитанская дочка», как я уже говорил, по своим стилистическим особенностям могла бы печататься рядом с «Историей села Горюхина».
Переходим к анализу последних планов «Капитанской дочки».
Башарин отцом своим привезен в Петербург и записан в гвардию. – За шалость послан в гарнизон. – Пощажен Пугачевым при взятии крепости, [произведен им в капитаны и отряжен] с отдельной партией в Симбирск под начальством одного из полковников Пугачева. – Он спасает отца своего, который его не узнает. – Является к Михельсону, который принимает его к себе; отличается против Пугачева – принят опять в гвардию. – Является к отцу в Москву – идет с ним к Пугачеву.
[Старый комендант отправляет свою дочь в ближнюю крепость]
[Пугачев, взяв одну, подступает к другой – Башарин первый на приступе]. [Требует в награду]
<1833–1834>
Башарин дорогой во время бурана спасает башкирца (le mutile»). Башкирец спасает его по взятии крепости. – Пугачев щадит его, сказав башкирцу –
Башарин, упомянутый в этих планах, лицо историческое.
Взяв Ильинскую крепость, Пугачев призвал к себе офицера. Вот что пишет об этой сцене Пушкин в «Истории Пугачевского бунта»:
«Ему представили капитана Камешкова и прапорщика Воронова. История должна сохранить сии смиренные имена. –
Считают, что здесь уже происходит снижение темы вещи, так как вместо Шванвича, служившего самозванцу на ответственных командных постах, появляется Башарин, существенной роли в событиях не игравший.
Не будем касаться последнего, 6-го плана, который не дает нам нового конкретного приближения к сюжету повести, и анализируем 4-й и 5-й планы.
Спасение Башарина связано с волей самого Пугачева. В дальнейшем ходе разработки плана введен изуродованный башкирец, которого спасает в пути Башарин. Башкирец спасает его самого. Положение традиционное, часто используемое Вальтер-Скоттом.
В исторических романах, почти до нашего времени, романисты пользуются темой благодарности разбойника, который спасает героя.
Примером может служить роман Сенкевича «Огнем и мечом». Поляк-дворянин спасает Хмельницкого, и тот потом выручает его.
У Пушкина в плане дана такая же схема. Но в повести все отношения изменены. Во-первых, изуродованный башкирец заменяется самим Пугачевым. Происходит то выдвижение Пугачева, которое началось с 3-го плана, кончающегося, как мы заметили, казнью Пугачева.
В повести действует, как покровитель героя и друг его, сам Пугачев. Изуродованный башкирец стал второстепенным, эпизодическим героем. Его допрашивает комендант, потом он принимает участие в казни коменданта.
Но главное изменение – это мотивировка помилования героя.
Пугачев милует Гринева не в виде благодарности за спасение, потому что в повести не Гринев спасает Пугачева, а Пугачев его спасает, указавши дорогу.
Помилование дано не за спасение, а в память заячьего тулупчика, полученного в подарок.
Услуга Гринева становится гораздо меньше, а великодушие Пугачева человечнее.
Реальный ход работы Пушкина над планами «Капитанской дочки» состоит не в том, что он, не изменяя отношения к восстанию, делает своего героя-дворянина все менее ответственным за восстание, а в том, что он заменяет первый конфликт, основанный на борьбе дворянских группировок, показом самого Пугачева и конфликтом между ним и дворянином-недорослем, симпатичным, но недалеким.
Разрешение личного конфликта Гринева дается уже не в плане сговора представителей когда-то поссорившихся родов, а на обнаруживании его невиновности.
Личная судьба Гринева разрешена поездкой Маши в Петербург, но здесь разрешена фабульная, а не сюжетная линия повести.
Орловы, которые в «Дубровском» назывались Троекуровыми, удалены из повести начисто.
Москва и Петербург, которые занимали сравнительно много места в планах, почти не даны в повести.
Пугачев сделался из эпизодического героя – главным.
Его кивок головой перед самой казнью – последний сюжетный штрих произведения.
Примечание
Вопрос об эпиграфах к «Капитанской дочке» еще целиком не решен, и решать его приходится заново.
Хороший знаток фольклора Николай Трубицын занялся этим вопросом в статье «Пушкин и русская народная поэзия», напечатанной в IV томе брокгаузовского издания Пушкина (СПБ, 1910).
Но и здесь вопрос решен суммарно, а кое в чем и неверно.
«В отношении эпиграфов и содержания из народной поэзии особенно посчастливилось «Капитанской дочке»; так, во II главе взят отрывок из песни бродяжной «Сторона ль моя, сторонушка»; Шейн («Народная песня и Пушкин», ежемесячные сочинения, 1900, №№ 5, 6, 91) полагает, что Пушкин заимствовал отрывок из «Жизнеописания Ваньки Каина», очень популярной, особенно во второй половине XVII века, книги; к главе V дано два эпиграфа: «Ах, ты, девка, девка красная!» и «Буде лучше меня найдешь, позабудешь» – отрывки из народных любовных песен; первый взят, очевидно, из «Песенника» 1780 г. или из сборника Прача 1790 г.; к VI главе – два стиха из обычной былинной запевки: «Вы, молодые ребята, послушайте»; к VII главе – запевка к песне Петровской эпохи о казни атамана стрельцов: «Голова моя, головушка»;
