Человечество живет огромными планетообразными культурами.
Мы не разглядели этого, хотя имеем пароходы, автомобили и даже смогли создать эту непонятную фотографию.
Человечеству пора вырваться за пределы материков.
Оторваться от белых венцов, что сами стремятся как бы отделиться, они окаймляют все семь, простите, шесть островов.
Ни автомобили, ни пароходы, ни самолеты не помогут.
Помогут люди, такие, как Марко Поло.
Теперь надо вернуться во дворец Божественной пустоты.
Там живет дракон Дунтинху.
Дочь его пасет овец, а это были не овцы, а раскаты грома.
Но надо рассказать об Образе Глиняного Кувшина.
Рассказ об Образе Глиняного Кувшина мне подарил А.Н. Строганов.
Ведь сущность, содержание Глиняного Кувшина есть его пустота.
Туда наливают разное содержимое.
Образ древнекитайской философии.
Ведь и мы ставим стены, помещаем их между двумя плоскостями, прорезаем двери, окна и останавливаемся на пороге.
Перед тем как войти.
Многие сказки, фольклорные рассказы передают этот момент, вводя подробность об ушибленном лбе; надо наклонить голову, перед тем как заполнить собой пустоту.
И вот теперь, вполне последовательно, обратимся к Пушкину.
Снова это его стихотворение:
оно сопровождает меня долгие годы.
Вечная музыка Священного Сосуда, она рассказывает о тайнах наполнения.
4. Первый неудачный чертеж кита
Душечка
В конце «Анны Карениной» Лев Николаевич говорит не только голосами своих героев; Толстой как бы подводит итоги своего романа.
Безжалостные итоги. Никто не заступился за раздавленную женщину. Даже сын говорит с дядей, стараясь забыть о том, как его любили. Его – Сережу.
В словах, в путанице слов, в беззащитности Анны Карениной есть беззащитность самого Льва Николаевича. По старым законам и примечаниям к законам, правительство, а хотите – губернатор, мог назначить попечителя, который бы помог правительству сберечь имущество Льва Николаевича Толстого.
Попечителем должна была быть его жена. Ему угрожали серьезно. Лев Николаевич, трижды великий человек, был осажден наследниками. При разделе Толстой сидел даже не в кабинете, очень скромном, он сидел в полуподвальной комнате со сводами; делили столовое серебро, делили лошадей, делили деньги и выравнивали деньгами неодинаковость цены земель, земли, идущей в долю наследникам.
Лев Николаевич жил среди людей, которые приписывали себе не только имущество, они признавали все частями еще недоразделенного.
Но и Толстой увеличивал некогда свое земельное богатство. Скупал неудачно, заниженно оцененные земли, пережил ужас страха смерти среди неразделенной семьи.
Сыновья и дочери брали куски раздела как будто неохотно, но бестолково точно.
Потом Толстой защищал семейную правоту. Он очень строго относился к жене, которая приблизительно в это время чуть ли не полюбила хорошего композитора.
Она уезжала слушать его концерты. Лев Николаевич был ревнив. Ревнив к своей славе. Он уважал свое происхождение, понимал, что им написано. Он тонул в противоречиях старого и нового.
Толстой, человек будущего, хотел быть реставратором старого. Он хотел, чтобы дворянство занялось хотя бы своими землями. Но земли при освобождении крестьян прирезали к старым дворянским землям.
Лев Николаевич по-разному относился к своим героям. Но к Облонскому, брату Анны Карениной, он относился с презрительной снисходительностью. Семейные измены, внезапно открывшиеся, опытность женщин, которых Лев Николаевич считал девственницами, – все это он видел как сеть старого.
Толстой был человеком, много повидавшим.
Он хотел принять старую веру, стать раскольником, для того чтобы казачку Марьяну сделать законной – в глазах своей среды – женой. В это время Лев Николаевич был разорившимся помещиком и уже начинающим свою славу писателем.
Лев Николаевич невольно зачеркивал много, и не только в старой литературе. Шекспира, всю античную литературу, современную французскую литературу, за то, что она не осуждает легкость, с которой сходятся мужчины и женщины, которая казалась ему отвратительной.
Любимым современником Толстого был Чехов.
В какой раз повторю, что Толстой говорил, что чисто художественно Чехов талантливее его. Но Чехов пишет нерелигиозно, не направляет людей на истинный путь.
Молодой писатель Антон Чехов выпускает небольшой рассказ под названием «Душечка». Названием рассказа стало прозвище женщины – дочери отставного коллежского асессора. Она имела небольшое наследство от отца. Дом ее стоял в цыганской слободке, но он был крепким.
Фамилия ее была Племянникова.
Душечка была тихая, добродушная, жалостливая барышня, с наивной улыбкой. Душечка – звали ее соседи.
Племянникова дом свой сдавала жильцам.
И полюбила она жильца Кукина – провинциального антрепренера. Племянникова пожалела Кукина. Городской сад с эстрадой был рядом с ее домом, а Кукин очень жаловался на то, что погода мешает сборам его театра. У театра крыши не было, Кукин плакал, угрожал небесам кулаком и говорил, что ему мешают создать настоящее искусство, которое лучше Шекспира.
И женщина стала говорить его языком о его делах, жалела его, ругала публику.
Племянникова пожалела жильца, и так пожалела, что они поженились. Кукин любил свою жену; увидев как следует ее шею и полные здоровые плечи, он, всплеснув руками, проговорил: «Душечка...»
Так прозвище этой женщины было подтверждено мужем.
Но муж поехал в Москву набирать актеров для своего театра и умер, вдова получила телеграмму с прекрасно придуманной случайной ошибкой. Телеграмма была такая: «Иван Петрович скончался сегодня скоропостижно... Хохороны вторник».
А женщина успела полюбить театр. Она привыкла к театру так же, как люди привыкают к зонтику или к собаке. И Душечка любила человека, чисто, по-своему. Любила вместе с его профессией и говорила постоянно: «Мы с Ванечкой...»
После смерти Ванички прошло некоторое время.
Племянникова, возвращаясь из церкви, встретилась о управляющим лесным складом Пустоваловым.
И Душечка так его полюбила, что стала говорить только про векселя, про то, как дорожают доски.
В театр Душечка больше никогда не ходила.
Мужа она любила. Вместе с мужем молилась богу, чтобы у них появился ребенок.
Душечка с Пустоваловым в полном согласии жила шесть лет.
Купец умер.
