обстоит иначе, часто это бывает именно так, как было и у меня. Наша с Терезой встреча в Баден-Бадене не имеет никакого значения. Ты можешь…
— Ты можешь меня…
— Сейчас ты выскажешь все, что хотела. А я только хочу сказать, что понимаю тебя, если ты не желаешь иметь дела с человеком, для которого случайная связь не имеет значения. Но тот я, который считает, что мимолетное приключение ничего не значит, — это всего лишь часть моего «я», меньшая часть, а большая часть во мне — это тот я, для которого ты значишь больше всех других на свете, который любит тебя, с которым ты жила все эти годы. О Баден-Бадене я до сих пор ни разу…
— Посмотри же на меня!
Он поднял глаза и посмотрел на нее.
— Все в порядке. Я поговорила с Терезой по телефону, и она подтвердила, что ничего не было. Ты спросишь, почему я не верила тебе и поверила ей: в женском голосе я лучше, чем в мужском, могу расслышать, говорят мне правду или лгут. Она считает, что ты вел себя нечестно по отношению к ней и ко мне, и, если бы она знала, как давно и как тесно мы связаны, она бы не стремилась видеться с тобой так часто. Но это уже другая история. Во всяком случае, вы с ней не спали.
— О!
Он совершенно не знал, что сказать. На лице Анны он читал выражение обиды, облегчения, любви. Надо было встать, подойти к ней, обнять. Но он так и остался сидеть и только произнес:
— Иди ко мне!
И она встала, и села к нему на колени, и прислонила голову к его плечу. Он обнимал ее, устремив взгляд поверх ее головы куда-то туда, где над крышами виднелась колокольня. Рассказать ей о том, что сегодня было у него с Рене?
— Почему ты качаешь головой?
«Потому что только что решил не рассказывать тебе о другом мимолетном приключении, которое у меня сегодня…»
— Я просто подумал, что мы чуть было не…
— Я знаю.
13
Они больше не заговаривали о Баден-Бадене, не заговаривали ни о Терезе, ни о правде и лжи. Не потому, что ничего не случилось. Если бы ничего не случилось, они бы как ни в чем не бывало начали пререкаться. А так они старательно обходили друг друга, чтобы не задеть. Они стали работать больше, чем в начале своего отпуска, и в конце концов она закончила свою статью о гендерных различиях и эквивалентном праве, а он — пьесу о двух банкирах, застрявших накануне выходных в лифте. В постели они тоже вели себя несколько сдержанно.
А в последний вечер они еще раз побывали в ресторане в Бонньё. Сидя на террасе, они наблюдали, как заходило солнце и наступила ночь. Синева неба сменилась густой чернотой, заблестели звезды, застрекотал хор цикад. Чернота, блеск, стрекочущий хор были празднеством ночи. Но предстоящее расставание настраивало их на меланхолический лад. Вдобавок звездное небо вызывало у него мысли о нравственном законе и о часах, проведенных с Рене.
— Ты все еще обижена на меня за то, что я многого недосказывал Терезе о тебе, а тебе о Терезе?
Она покачала головой:
— Мне было грустно это узнать. Но я не держу на тебя обиды. А ты? Ты не держишь обиды на меня за то, что я подозревала тебя и шантажировала? Ведь если называть вещи своими словами, я тебя шантажировала, а ты, любя меня, терпел, что я тебя шантажирую.
— Нет, я не держу на тебя обиды. Меня испугала молниеносная эскалация этого процесса. Но это уже другое.
Она накрыла его руку своею, но взгляд ее был обращен не на него, а в пространство.
— Отчего мы такие… Даже не знаю, как это назвать. Ты понимаешь, о чем я? Мы стали другими.
— Другими в хорошем или в плохом смысле?
Она сняла свою ладонь с его руки, откинулась на спинку и внимательно на него посмотрела:
— Даже этого я не знаю. Мы что-то утратили и что-то приобрели. Так ведь?
— Утратили невинность и приобрели трезвость?
— Что, если трезвый взгляд — это хорошо, но в то же время он убивает любовь? Если нельзя без простодушной веры друг в друга?
— Разве правда, о которой ты все время твердишь и которая нужна тебе как твердая почва под ногами, не означает трезвого взгляда?
— Нет, правда в том смысле, как я ее понимаю, правда, которая мне нужна, ничего не имеет общего с трезвым взглядом. Она страстная, порой она прекрасна, порой безобразна. Она может дать тебе счастье и принести мучение, но всегда делает тебя свободной. Может быть, не сразу, но постепенно ты начинаешь это понимать. — Она кивнула. — Да, бывает, что она тебя мучит. Тогда ты ругаешься и думаешь, что лучше бы тебе ее никогда не знать. Но потом до тебя доходит, что не она тебя мучит, а то, о чем эта правда.
— Этого я не понимаю.
«Правда и то, о чем эта правда» — что значат эти слова Анны? Одновременно он спрашивал себя, рассказать ли ей про Рене прямо сейчас, потому что потом будет уже поздно рассказывать. Но почему потом будет уже поздно? А если можно и потом, то почему это вообще нужно делать?
— Забудь это.
— Но я бы все-таки хотел понять, что…
— Забудь это. Скажи мне лучше, как оно будет дальше.
— Ты же хотела не торопиться, чтобы подумать насчет женитьбы.
— Да, мне кажется, что лучше не торопиться. Разве тебе тоже не нужно время, чтобы подумать?
— Тайм-аут?
— Тайм-аут.
14
Она не хотела это обсуждать. Нет, он не сделал ничего неправильного. Ничего, что можно точно определить словами. Ничего такого, о чем она могла бы побеседовать с психотерапевтом по супружеским отношениям.
Принесли еду. Она ела с удовольствием. У него было унылое настроение, и он вяло ковырял вилкой в своей дораде. В постели она его не отталкивала, но и не выказывала желания, и у него появилось чувство, что ей больше не требуется времени на раздумье, все уже решено и он ее уже потерял.
Наутро она спросила: ничего, мол, если она попросит его отвезти ее в Марсель в аэропорт. Ему было «чего», но он отвез ее и, расставаясь, постарался вести себя так, чтобы она видела, как ему это больно, и в то же время видела его готовность с уважением отнестись к ее решению. Чтобы оставить у нее о себе хорошие воспоминания, после которых она захотела бы снова увидеться и снова к нему вернуться.
Оттуда он поехал через Марсель, надеясь, что вдруг увидит на улице Рене, но в то же время знал, что, увидев, не остановится. На автотрассе он думал о том, какой будет его жизнь без Терезы. Над чем он будет работать. Договор на новую пьесу так и не пришел — эта надежда не сбылась. Можно было браться за экспозе для продюсера. Но этим можно было заниматься где угодно. В сущности, ничто не тянуло его во Франкфурт.
Как там сказала Анна? «Если при встрече с правдой она покажется тебе мучительной, виновата не
