Мне не удалось связаться с ним и в воскресенье, и даже в понедельник в восемь утра. В девять я отвез Ману в школу, а Бригиту в ее массажный кабинет в Коллини-центр и поехал на главпочтамт. Если Зальгер в Бонне, он должен быть на службе. В телефонной книге под номером 53 я нашел «Бонн», а в разделе «Федеральное правительство» — бундесканцлера и семнадцать министров. Не мудрствуя лукаво, я начал сначала — с канцелярии федерального канцлера и отдела печати и информации. У них не было министериальдиригента Зальгера. Не было его и в следующем по счету Министерстве — труда и социальной защиты населения, и в последнем — экономического сотрудничества. В Министерстве юстиции никто не снимал трубку до начала одиннадцатого. Потом мне ответила дама, очень приветливо, явно хорошо отдохнувшая за выходные, но помочь она мне ничем не смогла, поскольку не знала никакого министериальдиригента Зальгера. Я взял телефонную книгу за номером 39 и обзвонил все номера правительства земли Северный Рейн — Вестфалия в Дюссельдорфе. Я вполне допускал, что Зальгер мог жить в Бонне, а работать в Дюссельдорфе. Но и там ни в одном министерстве не оказалось министериальдиригента Зальгера.
Я поехал в городскую больницу. На этот раз я твердо решил докопаться до истины. Вывести на чистую воду этого таинственного министериальдиригента без министерства, абонента без телефона, отправителя почтовых конвертов с пачками денег без обратного адреса. У меня был номер его телефона, и почта обязана была по этому номеру предоставить фамилию и адрес абонента либо в рамках правовой помощи, либо в связи с чрезвычайными обстоятельствами. Врач, имея дело с пациентом в бессознательном состоянии и найдя у него только номер телефона, имеет право обратиться на почту, чтобы выяснить его имя, фамилию и адрес. И те перезванивают ему. Придется Филиппу оказать мне «правовую помощь» в связи с «чрезвычайными обстоятельствами».
Старшая сестра провела меня в его комнату. Филипп был еще в операционной. Сначала я хотел попросить позвонить в службу связи в Бонне его, но потом решил избавить беднягу от вранья и сам набрал номер.
— Доктор Зельб, городская больница, Мангейм. К нам поступил пациент без сознания — несчастный случай. И при нем не оказалось никаких документов, только боннский номер телефона: 41-17-88. Вы не могли бы сообщить нам его адрес, имя и фамилию?
Меня соединили с другим сотрудником, потом еще с одним. Наконец пообещали перезвонить после проверки моего номера. Я назвал рабочий номер Филиппа. Через пять минут раздался звонок.
— Алло?
— Доктор Зельб?
— Да.
— Названный вами номер 41-17-88 зарегистрирован на имя Хельмута Лемана.
— Лемана?
— Людвиг, Елена, Марта, Антон, Норберт… Бонн, Нибурштрассе, 46а.
Я провел контрольный эксперимент — набрал телефонную справочную службу и попросил номер телефона Хельмута Лемана, проживающего по адресу: Бонн, Нибурштрассе, 46а, и получил 41-17-88.
Было двадцать минут первого. Я посмотрел карманное расписание поездов — в двенадцать сорок пять отправлялся поезд «интерсити» Мангейм — Бонн. Я не стал дожидаться Филиппа.
В двенадцать сорок я стоял в длинной очереди перед единственным открытым билетным окошком. К двенадцати сорока четырем полусонный кассир со своим полусонным компьютером обслужил четырех пассажиров. Я подсчитал, что до двенадцати сорока восьми мне не получить своего проездного документа. Я поспешил на перрон. В двенадцать сорок пять никакой поезд ни пришел. Не пришел он и в сорок шесть, и в сорок семь, и в сорок восемь, и в сорок девять минут. В двенадцать пятьдесят громкоговоритель возвестил, что «интерсити-714 Патриций» опаздывает на пять минут, и в двенадцать пятьдесят четыре он наконец подошел к перрону. Я каждый раз раздражаюсь, хотя давно уже знаю, как сейчас работает железная дорога, а раздражаться мне вредно. Я еще застал прежнюю германскую железную дорогу с ее пунктуальностью и сдержанной, холодноватой прусской вежливостью по отношению к пассажирам.
Обед в вагоне-ресторане я вообще предпочитаю обойти молчанием. Поездка вдоль Рейна всегда радует. Мне нравится железнодорожный мост через Рейн между Майнцем и Висбаденом, Нидервальдский монумент, имперский замок близ Кауба, скала Лорелея и крепость Эренбрайтштайн. В четырнадцать пятьдесят пять я был в Бонне.
Бонн я тоже предпочитаю обойти молчанием. Я взял такси и приехал на Нибурштрассе, 46а. Узкий дом мало чем отличался от большинства зданий на этой улице, типичный продукт эпохи грюндерства[8] с колоннами, капителями и карнизами. На первом этаже, рядом со входом, была крохотная лавчонка, в которой уже никто ничего не продавал и не покупал. «Галантерея» — гласила бледная черная надпись на сером матовом стекле над входной дверью. Я пробежал глазами фамилии жильцов рядом с кнопками звонков — никакого Лемана.
Не нашел я этой фамилии и на табличках домов 46 и 48. Я еще раз изучил фамилии жильцов дома номер 46а, но ничего нового не обнаружил. Я уже собрался уходить, но почему-то медлил — может, потому, что краем глаза уже заметил и зафиксировал в подсознании маленькую табличку с надписью «Хельмут Леман» на двери лавки. Дверь был заперта, внутри не было ничего, кроме прилавка, двух стульев и пустой стойки для чулок.
На прилавке стояли телефон и автоответчик.
18
Полубог в сером
Я постучал. Но никакой потайной люк, ведущий в подземелье, не открылся и никто не вышел из замаскированной под обои двери. Лавка была пуста.
Я позвонил в квартиру на втором этаже и попал на домовладельца. Старая вдова, которой принадлежала галантерейная лавка, умерла год назад, и теперь аренду за помещение платит ее внук.
— А когда я могу увидеть молодого господина Лемана?
Домовладелец ощупал меня своими маленькими свиными глазками и заговорил жалобным рейнским тремоло:
— Я не знаю. Он сказал, что хочет устроить там какую-то галерею со своими друзьями. Ну, приходит то один, то другой, то вообще никого не видно и не слышно по нескольку дней.
Когда я осторожно попытался выяснить, уверен ли он в том, что это действительно внук Лемана, жалобный тон сменился возмущенным:
— Кто вы, собственно, такой? Что вам вообще от меня надо?
Эта реакция наводила на мысль о том, что у него были-таки сомнения относительно личности «внука». Похоже, он предпочел закрыть глаза на эти сомнения в обмен на высокую арендную плату.
Я пошел обратно на вокзал. Поезд отправлялся в 17.20, и я устроился в кафе напротив. За чашкой шоколада я подытожил все, что знал и что еще хотел бы узнать.
Я знал, что Лея — это Лео. Я даже мог понять логику перемены Лео именно на Лею — я тоже обычно подбираю себе фальшивые фамилии с таким расчетом, чтобы они были похожи на мою собственную. Однажды мне пришлось внедриться в шайку преступников, торговавшую контрабандными американскими сигаретами и краденым немецким антиквариатом. Я для них был Хендрик Вилламовитц. Чем-то мне эта фамилия понравилась. Но после того как я дважды недостаточно быстро отреагировал на обращение «Вилламовитц», моя карьера в этой фирме закончилась. С тех пор я всегда, когда мне нужна фальшивая фамилия, превращаюсь в Герхарда Зелля, или Зелька, или Зельта, или Зельна. Соответственно выглядят и мои фальшивые визитные карточки.
Но зачем Лео понадобилось чужое имя? Она уже в больнице появилась и фигурировала под чужим именем — делопроизводительнице имя Лео Зальгер было незнакомо, Вендт тоже сказал, что узнал ее настоящую фамилию от меня. Пациентка психиатрической больницы и американская о-пэр в Оденвальде — прекрасная идея, если она хочет или вынуждена скрываться. А почему Лео хочет или вынуждена скрываться? То, что это никакая не врачебная защита от опасного влияния отца, а бегство от некоего
