нем вполне уверен… Впечатление получилось, как будто прорван был наполненный гноем пузырь и выставлено напоказ коренное зло, известное всем, но ожидавшее публичного обличения. Штюрмер, на которого я направил личное обвинение, пытался поднять в Совете министров вопрос о санкциях против меня, но сочувствия не встретил. Ему было предоставлено начать иск о клевете, от чего он благоразумно воздержался. Не добился он и перерыва занятий Думы. В ближайшем заседании нападение продолжалось… За моей речью установилась репутация штурмового сигнала к революции.
Я этого не хотел, но громадным мультипликатором полученного впечатления явилось распространенное в стране настроение. А показателем впечатления, полученного правительством, был тот неожиданный факт, что Штюрмер был немедленно уволен в отставку. 10 ноября на его место был назначен А. Ф. Трепов, и сессия прервана до 19-го, чтобы дать возможность новому премьеру осмотреться и приготовить свое выступление.
Казалось, тут одержана какая-то серьезная победа. Но… это только казалось».
В ноябре 1916 года в связи с назначением нового премьер-министра Трепова Николай II писал жене: «Мне жаль Прот. [опопова]— хороший, честный человек, но он перескакивает с одной мысли на другую и не может решиться держаться определенного мнения. Я это с самого начала заметил. Говорят, что несколько лет тому назад он был не вполне нормален после известной болезни (когда он обращался к Бадмаеву). Рискованно оставлять в руках такого человека мин. внут. дел в такие времена!
Только, прошу тебя, не вмешивай Нашего Друга.
Ответственность несу я, и поэтому я желаю быть свободным в своем выборе».
Императрица ответила: «Не сменяй никого до нашего свидания, умоляю тебя, давай спокойно вместе обсудим все. Еще раз вспомни, что для тебя, для твоего царствования и Беби и для нас тебе необходимы прозорливость, молитвы и советы нашего Друга… Прот. чтит нашего Друга, и поэтому Бог будет с ним. Штюрмер трусил и месяц не видался с Ним — он был не прав — и вот потерял почву под ногами. Ах, милый, я так горячо молю Бога, чтобы Он просветил тебя, что в Нем наше спасение: не будь его здесь, не знаю, что было бы с нами. Он спасает нас Своими молитвами, мудрыми советами, Он — наша опора и помощь».
Николай II отказался от мысли о замене Протопопова, которого Родзянко впоследствии сравнил с глухарем, который ничего не понимает, ничего не видит и ничего не слышит.
Интересную характеристику Протопопову дал поэт Александр Блок: «Он принес к самому подножию трона всего себя, всю свою юркость, весь истерический клубок своих мыслей и чувств. Недаром есть намеки на то, что он готовился заменить Распутина. На него тоже „накатывало“. Этот зоркий в мелочах, близорукий в общем, талантливый, но неустроенный вольнолюбивый раб был действительно „роковым“ человеком в том смысле, что судьба бросила его в последнюю минуту, как мячик, под ноги истуканам самодержавия и бюрократии. И этот беспорядочно отскакивающий мячик, ошеломив всех, обнаружил комическую кукольность окружающего, способствовал падению власти, очень ускорил его. Распутин швырнул Протопопова, как мяч, под ноги растерянным истуканам».
Новоназначенный председатель Совета министров Трепов поспешил «обезопасить» себя от Распутина через своего шурина, генерала Мосолова, предложив тому взятку в сто пятьдесят или даже двести тысяч рублей вкупе с ежемесячной помощью с условием, чтобы Распутин не вмешивался в его распоряжения. Распутин рассердился и рассказал о предложении императору с императрицей, ввиду чего Трепов мгновенно утратил расположение императорской четы.
Отказ Распутина от взятки произвел огромное впечатление на Протопопова, нашедшего, что Распутин честнее многих министров.
Вот как вспоминал о разговоре с Распутиным сам Мосолов:
«— Вот что, Григорий Ефимович. Как знаешь, назначен председателем Совета министров мой друг и шурин А. Ф. Трепов. Я хотел бы, чтобы вы жили в мире друг с другом… и это вполне возможно. Он против тебя не предубежден. Лишь бы ты ему не мешал в его действительно трудной задаче, тогда и он против тебя ничего не предпримет.
— Что же, это хорошо… Пусть себе работает… Лишь бы он-то моих друзей не трогал.
— Видишь ли, он готов устроить так, чтобы тебе ежемесячно платили за квартиру и на содержание твоего дома и семьи; чтобы у тебя осталась надежная охрана, без которой ты обойтись не можешь. Принимай, кого хочешь, делай, что хочешь. Только одно — не вмешивайся в назначение министров и высших чинов. Относительно духовенства он перечить тебе не станет, да и мелкие твои протекции будет по возможности исполнять.
Я не успел договорить, как он побледнел. Глаза его стали злющими, почти совсем белыми, с крошечной черной точкой в середине.
— Тогда сейчас соберусь и уеду в Покровское, домой… Здесь я, значит, не нужен.
Такого быстрого оборота дела я не предвидел и, сознаюсь, в первую минуту опешил:
— Не волнуйся, Григорий Ефимович. Поговорим по добру, по-хорошему. Ты же сам управлять Россией не можешь!.. Не Трепов — будет другой, который тебе ничего не предложит, а тебя за казенный счет отправят в твое Покровское…
Глаза стали еще злее.
— Ты думаешь, что мама и папа это позволят? Мне денег не нужно, любой купец мне довольно даст, чтобы раздавать бедным да неимущим. Да и дурацкой охраны не нужно. А он, значит, — гонит!..»
Трепова отправили в отставку. Впрочем, кое-кто из современников утверждал, что Трепов ушел сам, недовольный тем, что министры назначаются без его ведома, и будучи не в силах сработаться с тем же Протопоповым.
Менялись министры, менялись премьеры, но ничто не могло поколебать веру императрицы в Распутина.
Николай к концу своего правления немного охладел к сибирскому старцу, и Александра Федоровна никак не могла с эти примириться. «Слушай Его — Он желает тебе лишь добра, и Бог дал Ему больше предвиденья, мудрости и проницательности, нежели всем военным вместе, — писала она мужу в сентябре 1916 года. — Его любовь к тебе и к России беспредельна. Бог послал Его к тебе в помощники и в руководители, и Он так горячо молится за Тебя».
«Я чувствую, что поступаю жестоко, терзая тебя, мой нежный, терпеливый ангел, но я всецело полагаюсь на нашего Друга, который думает исключительно о тебе, о Бэби и о России, благодаря Его руководству, мы перенесем эти тяжелые времена. Это будет жестокая борьба, но Божий человек находится вблизи, чтобы благополучно провести твой челн через рифы…»
«Милый, верь мне, тебе следует слушаться советов нашего Друга. Он так горячо денно и нощно молится за тебя. Он охранял тебя там, где ты был, только Он, — как я в том глубоко убеждена и в чем мне удалось убедить Эллу, и так будет и впредь, — тогда все будет хорошо. В „Les Amis de Dieux“ один из Божьих старцев говорит, что страна, где Божий человек помогает Государю, никогда не погибнет. Это верно — только нужно слушаться, доверять и спрашивать совета — не думать, что Он чего-нибудь не знает. Бог все Ему открывает. Вот почему люди, которые не постигают Его души, так восхищаются Его удивительным умом, способным все понять. И когда Он благословляет какое-нибудь начинание, оно удается, и если Он рекомендует людей, то можно быть уверенным, что они хорошие люди. Если же они впоследствии меняются, то это уже не Его вина — но Он меньше ошибается в людях, нежели мы — у Него жизненный опыт, благословленный Богом».
«Даже дети замечают, что дела идут плохо, если мы Его не слушаем, и, наоборот, хорошо, если слушаем», — писала она в другом письме, написанном за день до убийства Распутина.
Александра Федоровна не могла понять перемен, произошедших в Григории. Ей бы следовало отпустить старца на родину, а то и в новое паломничество — очиститься душой, собраться с мыслями, укрепить волю, но она всячески старалась удержать Распутина возле себя, видя в нем единственного советчика и друга, единственную опору власти.
Но позволю себе повториться — это был уже не прежний Распутин. Он сильно изменился, и, увы, не в лучшую сторону. Его суждения о людях стали поверхностны, он постепенно перестал быть знатоком душ человеческих, и советы его были не так верны, как раньше. Да и каким советчиком вообще мог быть человек, терзавшийся сознанием своей греховности, слабости воли и упадка духа. Распутин сам нуждался в советчике и наставнике, могущем укрепить его сердце, но, к огромному сожалению, подобного человека он так и не встретил.
