нарушение мозгового кровообращения у одной из своих подопечных и вызвала «скорую» для транспортировки больной в стационар.
— Это — финиш! — кратко высказался Петрович, подразумевая, что вызов, полученный в половине пятого утра, будет последним в эту смену.
Из следственного изолятора больную могли принять лишь в одной из городских больниц — в сто двадцатой, где наличествовало специальное отделение с милицейской охраной.
— Как знать, — Данилов не любил загадывать, — можем и на обратном пути словить чего- нибудь.
— По пути или по твоей пищалке? — уточнил Петрович.
— И так, и так, — ответил Данилов.
— А я никогда не была в следственном изоляторе! — Вера высунула голову в водительский отсек.
— Твое счастье, — порадовался за нее Данилов, а Петрович тут же изрек народную мудрость:
— Кто не был — тот побудет, кто был — тот не забудет.
Данилов дважды был в этом следственном изоляторе. Оба раза вывозил больных. Ничего особенного. По изобилию железных дверей, решеток на окнах и людей в форме изолятор смахивал на военную часть, в которые Данилова иногда заносило во время дежурств.
Доктор (а может быть, и фельдшер) в медпункте следственного изолятора оказалась неожиданно молодой и даже красивой. Зеленоглазая блондинка, похожая на русалку из сказки. Данилову она понравилась, ему вообще нравились красивые и неглупые женщины. Красивых и глупых он старался игнорировать.
Осмотр пациентки, у которой среди ночи заболела голова, а вскоре отнялась речь и перестала двигаться левая рука, занял пять минут.
— Сопровождение ждет у машины, — сказала «русалка».
Данилову с Верой даже не пришлось нести носилки — загрузку больной в машину осуществили два прапорщика.
— А я думала, что здесь только женщины работают, — удивилась Вера.
— Смотря где, — обернулся один из прапорщиков.
— На въезде нас тоже встречали мужчины, — сказал Данилов.
— А я не обратила внимания.
Сопровождающей оказалась невысокая коренастая, лет сорока, женщина в форме с погонами прапорщика.
— Юля, — представилась она.
— Вера, — сказала Вера.
— Данилов, — отрекомендовался Данилов.
Петрович в церемонии знакомства участия не принял.
Юля оказалась коммуникабельной и без комплексов. Всю дорогу она развлекала Веру и Данилова байками из тюремной жизни.
На подстанцию одиннадцатая бригада вернулась в половине восьмого.
— Если нас попробуют услать куда-нибудь — я просто не заведусь! — заявил Петрович.
— Валяй. Тебе помочь? — Данилов знал, что Петрович шутит.
— Сам справлюсь!
Проходя по коридору, Данилов ткнулся в дверь кабинета заведующей, но она была заперта — Елена еще не пришла.
Данилову не терпелось узнать, что она предприняла или собирается предпринять в связи с его, теперь уже вчерашним сообщением. Ждать Елену у дверей кабинета было глупо, поэтому он проследовал на кухню, надеясь завершить дежурство чашкой кофе.
Заведующая появилась на подстанции без пяти минут восемь, а еще через десять минут приехал директор региона.
— Опять будет мозги полоскать, — негромко высказался Бондарь, увидев Прыгунова. — Послушаем, какие там у нас приказы вышли.
Его ожидания не оправдались — утренняя конференция продлилась не больше десяти минут.
Данилов, улучив момент, поймал Елену на выходе из диспетчерской и спросил:
— Я тебе нужен?
— Сейчас — нет, — ответила она. — Иди отдыхай.
— Тогда — ни пуха тебе, ни пера!
— К черту! — как положено ответила Елена Сергеевна и направилась к Прыгунову, уже поджидавшему ее возле кабинета.
— Давай быстрее все закончим, — попросил Прыгунов. — Дел сегодня — по самые гланды.
— Это уж как выйдет, — вздохнула Елена Сергеевна, отпирая замок.
Она хотела предложить Прыгунову свое место, но он махнул рукой и сел на один из стульев. Минутой позже появились Федулаев, Казначеева и Рогачевская.
Елена Сергеевна подождала, пока все рассядутся, и сразу же взяла быка за рога:
— Вчера днем, находясь в гараже, я случайно подслушала разговор между нашим старшим фельдшером и доктором Рогачевской.
У Надежды отвисла нижняя губа, обнажая крупные, пожелтевшие от табака зубы, а лицо Рогачевской за секунду стало пунцовым.
— Они обсуждали, как подставить меня, подсунув липовую взятку…
— Что? — в отличие от Прыгунова, Федулаев не был посвящен в суть дела.
— Юрий Романович, вот эти две особы, — Елена Сергеевна указала рукой на Казначееву и Рогачевскую, — собирались посадить меня, организовав дачу взятки.
— За что?
— Спросите лучше у них!
— Это ложь! — Казначеева взяла себя в руки и ринулась в атаку. — Если вам, Елена Сергеевна, хочется от меня избавиться, то незачем выдумывать небылицы! Я могу и сама уйти. Кому охота работать с таким начальником, как вы!
— В чем же дело? — удивилась заведующая. — Давайте заявление!
— Когда будет надо — тогда и дам! — отрезала Казначеева. — Борис Ефимович, что здесь вообще происходит?
— Да ничего особенного, Надежда Константиновна, — спокойно сказал Прыгунов, закидывая ногу на ногу. — Сидим, беседуем. Не надо горячиться. А что скажет доктор?
— Это неправда, — выдавила из себя Рогачевская. — Не было такого разговора.
— Тогда почему вы так покраснели? — прищурился Прыгунов. — Наталкивает, знаете ли, на размышления.
— Здесь душно.
Елена Сергеевна встала и открыла фрамугу.
— Мне плохо, — Рогачевская прижала ладонь ко лбу. — Можно я выйду?
— Можно, — разрешил Прыгунов. — Только не забудьте вернуться, разговор пока не окончен.
Рогачевская встала и пошатнулась.
— Я вас провожу! — Федулаев вскочил, подхватил ее под руку.
— Пожалуйста, Юрий Романович, — разрешила заведующая.
Рогачевская и Федулаев вышли из кабинета.
— Вы не имеете право устраивать здесь судилище и доводить людей до инфаркта! — Казначеева встала. — Я найду на вас управу! И на Центре, и в суде.
— Сядьте, Надежда Константиновна! — приказал Прыгунов. — Я же сказал, что разговор не окончен!
Казначеева нехотя села.
— Я склонен верить Елене Сергеевне! — Прыгунов посмотрел на Новицкую. — Я давно ее знаю…
— Конечно, Борис Ефимович, я вас понимаю, — саркастически скривилась Казначеева. — Подсунули нам свою протеже, чтобы она разогнала все руководство подстанции, и радуетесь. Как же — Тюленькова
