уровне развития и самой постановке амбулаторной службы не следует удивляться тому, что при более- менее серьезном ухудшении состояния больного немедленно госпитализируют. А как иначе? А иначе никак. И сколько не бегай по участку, не появится в конце дня ощущения, столь привычное на «скорой», что ты сегодня реально, конкретно помог кому-то. Помог, два рецепта выписал и направление на анализ мочи дал.
«Если чем и заниматься в поликлинике, то физиотерапией», — заключил Данилов, радуясь тому, что сделал правильный выбор. — Писанины не в пример меньше, чем у других врачей, за исключением рентгенолога и врача УЗИ. Но рентгенологи и «узисты» – диагностики, а физиотерапевт проводит лечение и видит результаты своего труда, причем в большинстве случаев довольно скоро. Хорошая работа и довольно спокойная. После всего пережитого Данилов начал ценить спокойствие и не находил в этом ничего странного. Каждому периоду жизни соответствует свое душевное состояние, свой настрой, своя система ценностей. Времена меняются, меняются и люди.
— Мы постепенно превращаемся в добропорядочных обывателей, и, надо сказать, что я нахожу в этом свой смак, — не так давно признался Полянский. — С каждым годом мне все больше импонирует Обломов.
— Хорошо хоть, что не князь Мышкин, — заметил Данилов.
— Для мышкинских сумасбродств мне недостает Настасьи Филипповны! — заржал Полянский…
За несколько дней работы выработался определенный автоматизм. Для экономии времени Данилов начинал задавать вопросы сразу же по приходу. Пока снимаешь куртку и моешь руки, можно собрать краткий анамнез и узнать жалобы. Вроде бы три минуты экономии, а помножь три на двадцать – получишь целый час. Другая хитрость – людям в возрасте бесполезно проговаривать кратность приема незнакомых им препаратов. Несколько раз переспросят, а потом все равно попросят записать на бумажке. Лучше записывать сразу, не проговаривая.
Больничные листы и рецепты Данилов выписывал молча, чтобы ненароком не ошибиться, но во время написания вкладыша в амбулаторную карту уже не молчал, а давал пациентам рекомендации по лечению и прочую информацию. Это экономило еще пару минут.
До доктора Кокановой, которая утверждала, что на вызов нельзя тратить более пяти минут, Данилову было далеко, но, если честно, он и не стремился к подобным «рекордам».
Коканова и принимала быстро – запускала в кабинет по двое, одного сажала к медсестре для заполнения талонов, с другим занималась сама. Полными осмотрами она не утруждалась – измеряла давление при жалобах на головную боль, просила открыть рот при жалобах на боль в горле, через одежду пальпировала живот при жалобах на неприятные ощущения в нем. Закончив осмотр, обменивалась пациентами с медсестрой и так же быстро «расправлялась» со вторым. В выписках пациентов, вернувшихся со стационарного лечения, Коканова читала только диагноз и рекомендации. Выписку льготных рецептов на своем участке Коканова организовала самым удобным для себя образом – написал, какие препараты закончились, вложил листочек в свою карту и отдал ее медсестре, не досаждая доктору своими жалобами. Те, кто не досаждал Кокановой, пользовались ее расположением и могли рассчитывать на определенный либерализм в выписке лекарств. Тем же, кто в любом случае желал быть выслушанным и даже осмотренным, Коканова выписывала лекарства очень скупо.
Для тех, кто вызывал для выписки лекарств на дом, у Кокановой был свой алгоритм.
— Я своих льготников выдрессировала, — хвасталась она коллегам. — Во-первых, чтобы вызывали сразу всем подъездом, в один день. Во-вторых, приучила их, что раздеваться на вызовах я не люблю. Ну и в дискуссии я не вдаюсь – встаю и молча ухожу. Ничего, привыкли уже – никто со мной не спорит…
На первый сегодняшний вызов Данилов затратил около минуты.
— Что с больным? — спросил он у женщины, впустившей его в квартиру.
Вызов был к мужчине тридцати пяти лет, повод – температура тридцать девять градусов.
— Муж уехал к родне в Липецк и задержался там… загулял, в общем. Нам бы, доктор, больничный с сегодняшнего дня на неделю. Договоримся?
— Не договоримся.
— По триста рублей за день! — крикнула женщина вслед спускавшемуся по лестнице Данилову.
Второй вызов был к женщине двадцати восьми лет с высокой температурой и сильным кашлем. Тут все было на месте – и сама женщина, и признаки болезни.
— У вас развивается бронхит, — сказал Данилов, выслушав в обоих легких множественные сухие хрипы на фоне жесткого дыхания. — Пожалуй, я выпишу вам антибиотик. Есть ли аллергия на какие-либо препараты?
— Нет, доктор.
После осмотра Данилов с минуту подумал, потом выписал рецепты и расписал схему лечения.
— Пока отлежитесь, — сказал он. — Анализы сдадите потом, когда придете на прием в поликлинику. Флюорографию давно делали?
— Уже и не помню когда, — виновато ответила пациентка.
Данилов выписал направление на флюорографию.
— Если будет нарастать одышка или же резко усилится кашель, вызывайте снова, — сказал он перед уходом.
— В больницу положите?
— Зачем сразу в больницу? — удивился Данилов. — Усилить лечение можно и на дому, например – уколы назначить. Но вы не спешите пугаться, это я просто предупреждаю, на всякий случай.
В начале первого у Данилова было семь еще не обслуженных вызовов. Он уже был достаточно опытен для того, чтобы понимать, что до трех часов дня ему непременно дадут еще столько же вызовов, если не больше. Поэтому после недолгого раздумья он решил не идти в поликлинику на сегодняшнее собрание. Пока туда, пока собрание, пока обратно – это как минимум два часа потерянного времени. Эпидемия – это чрезвычайная ситуация, а в чрезвычайной ситуации не до собраний, тем более таких, как в поликлинике, во время которых все равно ничего умного не услышишь.
Жизнь подтвердила правильность Даниловского решения – обслужив семь имевшихся у него на руках вызовов, он получил еще девять. Точнее можно было сказать, что восемь с половиной, потому что два вызова были в одну квартиру к пожилым супругам с поводом «закончились лекарства»…
Пахомцева завелась с самого утра. Сначала ей подпортила настроение очередная кандидатка в инвалиды.
— Сидишь тут, старая ведьма, и корчишь из себя большое начальство! — разоралась «кандидатка» в ответ на отказ в открытии посыльного листа. — Думаешь управы на тебя не найти? Еще как найти!
К подобной реакции на отказ Пахомцева давно привыкла и забыла бы о нем сразу же после того, как выставила хамку за дверь, если бы не слова «старая ведьма». Это же просто ужасно, невыносимо ужасно, когда тебя называет старой женщина, родившаяся на пятнадцать лет раньше тебя!
Пришлось запереть дверь на ключ и долго изучать в зеркале свое отражение, попутно пытаясь сдержать слезы. Проклятые слезы никак не хотели сдерживаться, и в итоге Татьяна Алексеевна провела взаперти около получаса. Кто-то из дергавших за дверную ручку побежал и пожаловался главному врачу, благо идти было недалеко. Антон Владимирович позвонил в кабинет и грубовато отчитал Пахомцеву за то, что она «ловит ворон» в рабочее время. Правда, почувствовав по дрожащему голосу, что с ней творится что-то неладное, главный врач сразу же сменил гнев на милость и поинтересовался:
— Вы не заболели, Татьяна Алексеевна? А то…
— Нет, я в порядке, Антон Владимирович! — выкрикнула Пахомцева и первой положила трубку, чего в общении с главным врачом никогда себе не позволяла – блюла субординацию.
Бог любит троицу – спустя полчаса явилась главная медсестра и на правах доброй приятельницы попросила:
— Татьяна, не надо так прессовать сестер, они же все разбегутся.
— Я никого не прессую! — огрызнулась Пахомцева. — Я требую и от сестер, и от врачей добросовестного исполнения обязанностей, а это – разные вещи. Странно, что ты, Света, этого не понимаешь!
— Нет никакого криминала в том, что девчонки после приема пять минут покурят и пообщаются в подвале, а потом уже пойдут на участки…
