Международное тайное правительство

же русские купцы и ремесленники совершенно разорились. В результате произошло то, что и раньше и после, вплоть до княжества Валлийского в наши дни, бывало повсюду. — “Кияне разграбиша двор Путятин, тысячьскаго[2], и идоша на жиды, и разграбиша я”.

Когда же прибыл в Киев Владимир Мономах, “мятеж преста”, но киевляне, всенародно, просили великого князя об управе на жидов, что “отняли все промыслы у христиан”. По зову Владимира, другие князья съехались на совет и у Выдобача, по долгом рассуждении установили закон таков: “Ныне, из всея Русская земли всех жидов высылать и впредь их не впущать; а если тайно войдут, — вольно их грабить и убивать”. И послали по всем градам о том грамоты, по которым везде их немедленно выслали. С сего времени жидов на Руси нет, — а когда который приедет, народ грабит и побивает[3].

К сожалению, в соседней Польше герцог Болеслав с XIII столетия дал убежище гонимым и в Западной Европе евреям. Несколько позже благодетелем “избранного народа” объявился любовник еврейки Эстерки, король польский Казимир, официально именуемый Великим, а в просторечии известный под именем “Мардохея II”. Ему, главным образом, обязаны и мы теми еврейскими же, полчищами, которые, погубив Польшу, отравляют теперь Россию. Быстро размножившись во владениях Казимира, сыны Иуды стали выселяться в Юго-Западные русские княжества, а затем и в Литву.

В Польшу, как сказано, убегали сыны Иуды, преимущественно с Запада. Но их заслуги были давно известны и на Востоке, как о том свидетельствует летопись Нестора и другие источники. Не без оснований же воевал с хозарами, а затем и сокрушил их царство великий князь Святослав. Даже потеряв независимость, они продолжали вредить нам, между прочим, доставляя Батыю оружие, припасы и шпионов. “Помогая своему счастью”, евреи среди потоков крови и стенаний русских людей не замедлили при соучастии татар расселиться по всему Юго-Западному краю.

Вот что говорил местный писатель XVI века Михаил Литвин:

“В страну нашу собрался отовсюду самый дурной из всех народов — иудейский. Он распространился по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей. Народ — вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, подписи, печати; на всех рынках отнимает у христиан средства к жизни; не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы”.

В конце того же XVI века католический епископ в Киеве Иосиф Верещинский писал и так:

“Жиды выцедили из нас все имения. Они околдовали нас, как цыгане, и заразили своим дыханием, как волки. Разоряют нас, как хотят, и, к стыду нашему, всех — от низшего сословия до высшего — водят за нос!…”

Такова была роль евреев на западе России, не взирая на то, что ещё в 1495 году Александр Ягеллончик, великий князь литовский, сперва под страхом сурового возмездия “отрешил жидов от пера и чернил”[4], а затем, когда и это не помогло, приказал “всю — жидову выбити вон из земли”!…

Обращаясь далее к Малороссии, надлежит узнать, что несмываемым пятном на поляках лежат истязания украинского народа именно через евреев. Отсюда больше всего проистекавшая вековая борьба казачества с Польшею резюмируется в следующем виде. Торжествуют казаки и в мирный договор вносится условие об изгнании евреев из всей Украины. В самый разгар борьбы один из вождей армии Богдана Хмельницкого, Кривонос, писал главному польскому воеводе на Украине князю Острожскому: “А жидов, ваша княжеская светлость, благоволите препроводить до самой Вислы, потому что они прежде всех виноваты, — и вас с ума свели!…” Побеждают поляки, и пишется другой договор: евреям вновь дастся право стать обывателями и арендаторами в имениях королевских и шляхетских. Так тесно связаны были выгоды польских панов, верховодивших всем в королевстве, с интересами евреев-арендаторов, заправлявших всем в их имениях. Коварным иудейским предприятием явилась, risum teneatis, даже подготовка в православных и униатских семинариях священников на кагальный счёт, причём еврей- арендатор строил в имении того либо иного пана церковь, как непрерывно-доходную статью Израиля, потому что, однажды попав в рабство к талмид-хохиму (мудрецу в талмуде), такой еврейский ставленник уже не мог освободиться. Бывало, впрочем, что, увлекаясь соблазнами обета безбрачия, той же участи подвергались и католические ксендзы…

Повествование, как евреи в Малороссии издевались над народом через откуп у польских панов в аренду православных церквей[5], а равно, как путём особой “нормировки” они монополизировали печение куличей и пасох в Светлый праздник, Костомаров заключает выводом:

“И так производя жидовство над христианами, на их же собственной земле, — такую тяжкую наругу (поругание), сами, между тем, свои пейсахи отправляли свободно и проклинали христиан и веру их в синагогах своих, на Русской земле построенных, невозбранно”.

Наряду со сказанным, эту же картину, но уже сквозь слезы и скорбь поэтической души, мы видим как в “Тарасе Бульбе” Гоголя, так и в “Гайдамаках” Шевченка…

Удивляться нечему. — Разве не от блуда, лжи и лицемерия произошло и само поколение Иуды (Бытиё. XXXVII, 23—27)?!…

Великороссия, быть может, за исключением Пскова и. Новгорода, совсем не зналась с евреями, по крайней мере, до начала сношений с Литвою ( жидовская ересь). Хотя основателем секты жидовствующих был, как известно, уроженец Киева, еврей Схария (социнианец-анти-тринитарий), однако, эта ересь руководилась сынами Иуды из Литвы, куда, наконец, после заточения Матвея Башкина, игумена Артемия, Вассиана, Феодосия Косого и др., бежали как сей последний, так равно Игнатий и иные еретики, приставшие там к антитринитариям.

Это вовсе не значит, однако, что кагал игнорировал Великороссию. Подозрительная близость сынов Иуды к Мамаю и его приближённым отягощается, с другой стороны, “благосклонным участием” евреев в поборах татарских баскакав. Сыны “избранного народа” играли здесь ту же, излюбленную ими роль “финансовых советников” и откупщиков, какую усердно, с бесподобным для себя успехом, исполняли они при “концессионерах” всаднического сословия ещё в древнем Риме, а затем — в придворном штате средневековых феодалов либо сюзеренов и, наконец, развращая магнатов либо даже примасов Полыни. Согласно с сим, приглядевшись поближе, трудно не заметить, что кроткое еврейство, не без удовольствия сохраняет означенное амплуа и теперь. Преследуемые, изгоняемые и призываемые снова, дети Израиля явились неизбежными посредниками между откупщиком податей и его жертвами, между деньгами и пустым карманом, выкачивая золото снизу наверх и поднося его королю или помещику с мерзкою гримасою, либо, как губка, впитывающая золото, способствовали “владыкам” изобретать новые налоги, равно как всякие вообще способы добывания чужого добра. Но и у самих евреев оставалось, разумеется, кое-что… Сообразно с этим, и в летописи по Никонову списку, мы, например, под 1321 годом читаем: “Прииде из Орды, в Кашин, Таянчар, татарин, с жидовином, с должником (откупщиком), и многу тягость учиниша Кашину”.

Не без основания, стало быть, издревле остерегался допускать к себе евреев русский народ.

Впрочем, одно горестное, от нас же самих зависевшее, исключение можно, пожалуй, привести и до татарского ига.

Андрей Боголюбский охотно принимал, во Владимире, пришельцев, латинян и православных, показывал им великолепный храм Богоматери, чтобы иноверцы видели истинное христианство и крестились. За подвиги благочестия и “за обращение многих болгар и евреев” летописец особенно хвалит Боголюбского.

В числе таких новообращённых и даже облагодетельствованных самим князем оказались — два еврея Аньбал и Ефрем Мойзич.

— Оба приняли участие в заговоре против него.

— В пятницу, 28 июня 1174 года, заговорщики собрались у Кучкова зятя Петра. Среди них был и Мойзич. Совершив затем варварским способом убийство великого князя Андрея, злодеи предались грабежу, а тело бросили в огород. Здесь его нашёл и стал стеречь верный слуга убитого, — Кузьма Киевлянин. Увидав проходившего мимо княжеского ключника Аньбала, Кузьма не мог удержаться от слез. — “И нача плакати Кузьмище”, говорит летопись.

“Господине мой, како еси не очютилъ скверныхъ вороговъ своихъ?!… Или како еси не домыслилъ победити ихъ, иногда побежаа пелки поганыхъ болгаръ?…” И тако плакася. — И прииде Аньбал, ключник, Ясин родом, тот бо ключ држаще у всего дому и надо всем ему волю дал бяше. И рече, взреви нанъ,