собственный, инстинкт хищничества и вероломство наклонностей, таковы, пожалуй, те их действительные качества, которыми бритты могли бы защищать свое “божественное” право на всемирное господство.
Впрочем, одну шестую часть они уступают евреям.
VII. Голод обеспечивает за всемирным кагалом или, что всё равно, капиталом такие права, каких не могла утвердить когда-либо за аристократией царская власть.
По интригам кагала и масонства высшие места в государстве поручаются преимущественно лицам, которых народ ненавидит (припомним Клемансо, Лубэ, Галифэ, etc). В случае непослушания таким иудейским ставленникам остаётся ждать одного — судебной кары за раскрытия преступления. Очевидно, что “властителям” этого рода нельзя смотреть на выгоды еврейства иначе, чем на свои собственные.
Всё, что дискредитирует, а значит и губит власть, тем паче верховную, как нельзя более под стать иудаизированному масонизму. Так, те же самые “ложи”, которыми столь ещё недавно был гильотинирован Людовик XVI, торжествовали при возвращении Людовика XVIII, навязанного французскому народу невиданным горем и чужеземными солдатами.
Параллельно этому, унижая достоинство благороднейших правителей народных и отравляя им существование покушениями на их жизнь, еврейство, с своей стороны, организуется ныне так, что заправилы трилогии кагала, масонства и социал-демократии в большинстве неведомы, т. е. неуязвимы, а потому склонны выдавать себя за создания высшего порядка. Избегая таким “культурным” путём всякой ответственности, эти заправилы повелевают массами не только тиранически, а и зверски.
При таких условиях заражение государственных организмов так называемой “свободой” — смертоносный яд. Она неизменно ведет к разложению крови. Либералы становятся всё требовательнее и дерзновеннее, пока не отравят государство до анархии и погибели.
“Человек не ангел и не зверь. Но кто хочет обратить его в ангела — делает зверя”
“Величайшая свобода превращается как для отдельных граждан, так и для целых государств в величайшее рабство”
VIII. При всеусердном участии еврейской прессы напряжённые вооружения и разрастание полицейских штатов должны, повидимому, логически приводить государства к тому, чтобы повсюду виднелись одичалые массы пролетариата, несколько преданных евреям миллионеров, полицейские и солдаты, да правительство иудейской же фабрикации.
С введением иностранных займов государственные богатства потекли в еврейские кассы, а осмеиваемые жидами “гои” стали платить кагалу всё более тяжкую дань подданства, хотя ещё и не вполне сознают опасность. Внешние займы — это пиявки, которые не отпадают сами от государственного тела. Легкомыслие же правителей, невежество либо продажность министров и “чернокнижие” биржи закабаляют народ неоплатными долгами, а само хозяйство государств отдают в науку или под начало тому же кагалу. Similia similibus!…
Уничтожение кустарей и концепция промышленности в руках капиталистов высасывают, на утешение тому же еврейству, и народные и государственные силы. Завладевая ипотечным, равно как всяким вообще кредитом, превращая чужие имущества, дела и работу в предметы спекуляции, т. е. в биржевую макулатуру и обезземеливая сперва высшие, а затем и низшие классы народа, масонский иудаизм постепенно становится монополистом политических прав и владыкой законодательных выборов, а, стало быть, и всего управления страной.
Общественное мнение и личная инициатива разлагаются неистовством жидовской печати, её дерзкими, невежественными, вероломными и противоречивыми суждениями про всё и вся в прямом расчёте одурачить и вышутить презренных “гоев”. Образование и воспитание юношества заменяются по указке кагала “либеральными” безрассудствами, презрением к науке, а засим — ко всему идеальному, высокому и прекрасному.
Раздробление политических партий неумолимо влечёт их под иго еврейское, так как вести соревновательную борьбу нельзя без денег, а деньги у евреев.
Дьявольский план приковывает народы к неблагодарному и жестокому труду. Бедность охватывает массы людей и гнетёт их сильнее, чем крепостное право и даже рабство. Если ещё возможно освободиться от лакейского звания, то от нужды оторваться нельзя.
В конечном результате даже республиканские права для подёнщика — горькая ирония. Нищета не даёт пользоваться ими. Отнимая же гарантию постоянного заработка, “свобода стачек” предпринимателей и “товарищей”, планомерно направляемая евреями и масонами, лишает рабочего всех человеческих прав.
Переходя, со своей стороны, к тому финансовому бандитству, которое позволяет евреям, никогда не работая, обращать в свою пользу труд других людей, Эдуард Дрюмов спрашивает:
“По какому же праву золотой паук отовсюду высасывает вся и все? Как только яйцо снесено, еврейство проглатывает его. Едва копилка наполнилась, “избранный народ” взламывает её. Не успел вздуться шерстяной чулок, как сыны Иуды уже опорожнили его. Не пора ли, наконец, и нам кое у кого из финансовых королей, на которых все указывают пальцами, спросить, как приобрели они свои чудовищные богатства?!…”
IX. Паразитный характер еврейства исключает применение мечты сионистов, если бы она и могла быть искренней. Самостоятельно сионизм не просуществовал бы и одного года, что ему самому, разумеется, известно лучше, нежели кому-либо иному.
Развенчивание всех авторитетов, поругание всякой власти, унижение и высмеивание любой нравственной и физической дисциплины, подрывание самых устоев церкви и армии у обманутого “неприятеля”, а как антитеза этому — неумолимость повиновения и стройность организации под эгидой “вечных” предписаний талмуда в среде самого еврейства завершают пред нами текст сатанинской программы.
Не даром в своём трактате “Спинозизм в иудействе” голландец Иоанн Вахтер ещё в 1699 году, рассматривал Спинозу, как переодетого каббалиста. Действительно, “новая” система Боруха Спинозы представляет ближайшее родство с учением Соломона ибн Гебироля или Авицеброна (XI века), наиболее прославленного из еврейских каббалистов, смешавших воедино и талмуд, и греко-арабские предания, и многое другое из “таинств” древнего мира.
Мудрено ли, что, отражая дух того человечества, из которого проистекает, арийская Риг Веда, за немногими исключениями, дышит поэзией, нежностью и благородством, и что, наоборот, большая часть сказанного в талмуде и каббале запятнана материализмом, жестокостью и предательством?!…
Мудрено ли, далее, что повсюду, где когда-либо они приобретали силу, евреи оказывались “профессорами” гнёта и преследования?…
Мудрено ли, наконец, что тогда как уже в сочинениях Гизо, Минье и Луи Блана можно прочитать то же самое, что мы и сегодня знаем о сущности и возникновении социальных явлений, и что в самой Германии Лоренц фон-Штейн, гораздо раньше Мардохея Маркса дал полную картину борьбы общественных классов, у одного Маркса эта проблема превратилась в террор пролетарского деспотизма под главенством всемирного кагала, разумеется? Социальные теории идут, несомненно, из Франции, но как арийцы, французы наравне с древними греками исповедуют вечность мыслящего принципа, т. е. бессмертие души. Ничего подобного мы не видим у евреев, для которых удовлетворение только животных потребностей — единственная форма счастья, ими познаваемая. Вот почему, тогда как те же французы на первый план выдвигали самодеятельность и развитие личности, а разуму поклонялись, — Мардохей Маркс и его лукавые последователи задумали, наоборот, превратить мир Божий в тупоумную фабрику, а человечество — в арестантские роты, всякое соревнование запрещать, а разуму или таланту, даже здравому смыслу, не давать хода. Но если человек не имеет права хотя бы на трудолюбие, а дитя не должно знать своего отца, и если все мы только голодные волки, которых будут кормить, но и держать на цепи по приказу еврея Маркса,
