Император Германский Вильгельм II вопреки своим предшественникам не захотел нести масонское иго, за что и претерпевал не раз яростные нападки либеральной, т. е. жидовствующей, прессы, испытал ненависть таких лейборганов всемирного кагала, как Erancfurter Zei-tung и Berliner Tageblatt и, наконец, в лице еврея Гардена встретил замысел иудео-масонства скомпрометировать саму монархическую идею в Германии через посрамление приближённых императора, как это с достаточной, кажется, яркостью обнаружилось в процессе графа Эйленбурга…
Нельзя не заметить, с другой стороны, что затихшие было в виду сближения России с Англией, “освободительные” злодеяния теперь как бы опять начинают зацветать в Польше, а разразившаяся после свидания в Потсдаме эпидемия забастовок в высших учебных заведениях России невольно обращает мысль вновь к вероломному Альбиону, — этому главному гнезду тайных дирижёров иудео-масонства.
В заключении характеристики нам остаётся добавить, что “добродетельные каменщики” не останавливаются и перед “устранением” со своего пути, как только признают их опасными, ни коронованных особ, ни избранников республики. Масонскими признаются убийства: шведского Густава III, французского короля Людовика XVI, русского императора Павла I, герцога Беррийского, а также итальянского короля Гумберта, президента Боливии Гарсиа Морено, президентов Северо-Американских Соединённых Штатов Линкольна и Гарфильда, кандидата в президенты Леона Гамбетты, равно как двух французских президентов: Карно и Феликса Фора.
Una salus victis — nullam sperare salutem!…
Каково далее соотношение великобританского правительства банкиров, главарей всемирного кагала и верховного совета масонов, решить трудно. Во всяком случае, “дети Вдовы” должны быть почитаемы слабейшими. На вопрос же, кто кого обманет и сохранит первенство, Англия или кагал, можно с вероятностью допустить, что опыт четырёх тысяч лет должен иметь преимущество и, что едва ли Англия в конце концов останется впереди.
Так или иначе, но это вопросы отдалённого будущего.
Теперь не мешает остерегаться другим народам, потому что на интернациональной шахматной доске побеждают лишь самые даровитые мастера комбинировать a Taveugle, подбор же их как в Великобритании, так равно у масонов и евреев совершается с прозорливой, изысканной тщательностью, что, главным образом, и даёт им силу на “розыгрыш партий” перед большинством правительственных и общественных деятелей, сколь бы эти последние ни были украшаемы орденами и мундирами…
Gravia graviorem curam exigunt pericula!…
XXIV. Интимные отношения между иудаизмом и масонством открывают перед ними широкие и разнообразные сферы деятельности на поприщах государственном и общественном. Само собой разумеется, что ассоциация такого рода преследует исключительно практические цели. Самообогащение является здесь путём к захвату власти, а политический деспотизм увенчивает расхищение финансов страны. Являясь анонимным трестом для эксплуатации народов, иудео-масонский союз развивает свои операции с такой силой и в столь невероятном масштабе, что при желании иллюстрировать это примерами, решительно не знаешь, за что браться и чему отдавать предпочтение. Говорят, что в каждой капле своего бытия природа воспроизводит картины вселенной. А так как от великого до ничтожного один шаг, то и по отношению к наказанному сообществу необходимо заметить, что основные его черты неизменно повторяются в любом моменте его замыслов. С другой стороны, желая иметь козырей во всех мастях, кагал наряду с масонством успел, как сказано выше, застраховать себя от разлагающей в наши дни всё и вся хронической перманентной революции, через проникновение в её сердцевину. Социализм, коллективизм, синдикализм, анархизм, особенно среди своих коноводов, кишат масонами и евреями. Идеальные мечтатели давно отсюда исчезли. Безжалостная тирания и цинизм варварства заправил отвратительны для их собственных адептов, но, повидимому, неустранимы. Чуждые арийскому духу, никогда в минувшие века невиданные злодеяния создают ныне атмосферу удушливую и беспросветную для самих обездоленных, якобы сознательных пролетариев. Гнев, страдания и скорбь, неизлечимо присущие, как они полагают, лишь нынешнему строю отнюдь не способны превратиться в трогательные картины братства, обещаемые новыми учениями. Уделом масс явно становится серая, каторжная, несчастная и безнадёжная жизнь.
Да и может ли быть иначе?…
Возьмём, на выдержку, хотя бы несколько образцов из ужасающего синематографа действительности.
Нельзя не отметить, прежде всего, что, лишая “трудовиков”, даже в плутовских представлениях своих, малейшей искры радости, вожаки не находят ничего лучшего, как иллюминировать “народные выступления” погребальными атрибутами. Что дело обстоит именно так, в этом не трудно было убедиться даже у нас ещё в 1905 г. Объяснением факта, повидимому, является уверенность, что толпа жаждет зрелищь, что собирать её надо под таким предлогом, который власть запретить бессильна и что, наконец, будучи зловеще настроены, человеческие массы могут быть двигаемы к насилию уже в произвольном направлении. Согласно с этим, мы видим, что, например, в городе Стародубе одна из первых “массовок” революционных элементов была спровоцирована похоронами рабочего, умершего в больнице без всякого отношения к бунту. В Киеве то же самое происходило в большем, конечно, объёме на похоронах Куперника. Там молодые израильтяне со своими “шлюхательницами” отплясывали вокруг гроба, издеваясь над обрядом христианского погребения, а в апофеозе бросили духовенство и с телом умершего пошли по другой улице. Что же касается сатанинского зрелища, свидетельницей которого в угоду еврейству стала Москва на похоронах одного из его членов, никому неведомого ветеринарного иудея-фельдшера Баумана, то, к нашему стыду, до сих пор не явилось русского человека, который огненным пером заклеймил бы развернувшийся тогда хаос злобы и разврата…
Как бы, однако, ни было, но поработивший нас психоз стадного безумия начал рассеиваться… Увы! В совершенно иных условиях и на другом конце Европы, он, тем не менее, откликнулся вновь. Вот что мы читали в “Земщине” не далее, как осенью 1911 г.
Поводом к этому было избрано перевезение трупа штрафованного рядового Эрну из Алжира в Париж. Этот молодчик был обыкновеннейший хулиган, и единственная его заслуга перед социалистами заключалась в том, что он был членом союза рабочих и распропагандированным антимилитаристом. За неоднократные нарушения воинской дисциплины его отправили в дисциплинарный баталион в Ю. Алжире, где он в 1909 году и умер. Социалисты тогда же подняли настоящий жидовский гвалт, обвиняя военное начальство в истязании и убийстве Эрну. Было произведено следствие и два офицера в угоду анархистам были преданы суду, который, однако, их оправдал, так как несомненно доказано, что никто непокорного и буйного проходимца не обижал и не бил.
Тогда компаньоны и покровители Эрну исхлопотали разрешение перевезти “останки его” в Париж и использовали это “событие” для антигосударственной, чесноком сдобренной кутерьмы…
Все газеты согласны, что такой крупной демонстрации не было в Париже со времени похорон известной террористки Луизы Мишель. Толпа свыше 100.000 человек сопровождала колесницу с гробом Эрну. Более 250 знамён, чёрных и красных, неслось во главе отрядов, на которые разделились манифестанты.
Девять десятых из этой кучи людей были жиды-итальянцы, испанцы и португальцы; лишь одна десятая была французов, привлечённых скорее любопытством, чем сочувствием анархистским идеям.
Толпа орала неприличные песни и выкрикивала оскорбления по адресу военных. Акцент сразу выдавал горбоносых оскорбителей. Произошло несколько столкновений с полицией, причём ранено 27 полицейских и два скандалиста.
Проливной дождь разогнал, наконец, стадо социалистов, собиравшихся было после сожжения Эрну в' крематории, опять буйствовать на улицах.
Достойно внимания также то обстоятельство, что жидовские заправилы этой антивоенной демонстрации настояли, чтобы в ней принял участие известный майор Дрейфус, жид и предатель, но все же офицер французской армии, так как он-де тоже “пострадавший от военного суда”. Пришлось бывшему “узнику Чёртова острова” исполнить волю своих хозяев…
Наряду с изложенным, не мешает заметить, наоборот, что если для “свободного”, парламентского правления существует нечто воистину неприкосновенное, то, несомненно, это питейный дом. Дело не в названии. Пусть он именуется рестораном, кофейней, баром, салоном, Bier-Halle, кабарэ, Гамбринусом либо
