квисисаной, положение вещей останется тем же. С исчезновением домашнего очага и разложением семейной жизни, огромное большинство людей на Западе проводит ежедневно и не малую часть времени в этих “учреждениях”. Хозяин или, как его там нередко величают, патрон — владыка среди своих завсегдатаев. От него исходят распоряжения по кухне или погребу, он даёт кредит или отказывает, ему принадлежит аттестация гостей, через него устраиваются связи и знакомства. В его же заведении происходят собрания, он распорядитель, а то и повелитель хода прений, предначертания любых кандидатур и в далеко не малой степени — самих выборов общественных, муниципальных либо политических. Без него деваться некуда, по крайней мере, при обыкновенных условиях. Ясно, что на его профессию посягать не дерзают. Отсюда понятны и результаты. Вот что, например, говорит “Земщина”:
“Французский парламент на днях лишний раз доказал, что избираемые в него депутаты менее всего могут называться народными представителями.
Уже второе десятилетие лучшие люди страны борятся с алкоголизмом, охватившим всю Францию. Под давлением независимой печати правительство вынуждено ежегодно вносить законопроект об ограничении свободы торговли спиртными напитками. Внёс такой законопроект и новый кабинет. В нём указывается, что за 20 лет число кабаков и трактиров во Франции возросло с 334.000 до 480.000, так что в среднем приходится один кабак на 80 душ населения, а в северных департаментах — даже на 15 душ. Перечисляя ужасные последствия от такой лёгкости добывать опьяняющие напитки, усиление преступности, вырождение населения и т. п., правительство полагало необходимым разрешать впредь открытие кабаков не свыше нормы — один на 200 душ.
На защиту кабатчиков выступили самые рьяные социалисты и под предлогом невозможности для государства нарушать принцип свободы торговли провалили законопроект.
Очевидно, жидам и масонам легче и выгоднее иметь дело с ошалевшим от пьянства народом”.
Небезызвестно, далее, с каким ожесточением нападают “освободители” повсюду на “произвол администрации” и в каком идиллическом пафосе изображают они прелести “гражданской свободы”, гарантируемые судом, “равным для всех”. Заведомая лживость уверений данного рода пятнается, однако, неумолимыми фактами. Да и без них очевидно, что определяясь борьбой партии, парламентский строй исключает, а не обеспечивает правосудие. Наивысшего же расцвета это достигло, как следовало ожидать и как свидетельствует история, именно с развитием наибольшей “свободы”, т. е. в странах республиканских. Можно придти в отчаяние перед тем, что повествует Джон Брайс об Америке (см. его капитальный труд “Североамериканская республика”).
Мы в России, ещё новички на этом пути. Тем не менее, “Московские Ведомости” дают следующий отзыв[74]:
“Это одно из рассуждений г. Шечкова, где он стремиться на основании личного опыта, приобретённого в качестве члена Государственной Думы, исследовать те начала, о которых иначе, как с благоговением, не говорят в наше время. В данном случае, он всесторонне освещает принцип большинства.
На первый взгляд, это самый справедливый принцип государственного строительства. Казалось бы, раз большинство удовлетворено, государство могло бы почесть свою миссию выполненной. На самом же деле, принцип большинства оказывался несостоятельным даже там, где все граждане непосредственно участвовали в законодательстве.
Достаточно вспомнить, что Сократа отравила самая образцовая в мире демократическая республика (афинская). Платон и Аристотель принуждены были спасаться бегством от “справедливости” большинства. А, между тем, из всей эллинской культуры эти имена остались для нас самыми ценными.
В современных государствах, управляющихся принципом большинства, дело обстоит ещё хуже.
Большинство (толпа) выбирает представителей. Но толпа — лишь толпа, то есть нечто безликое в умственном и нравственном отношениях. Она легко поддаётся демагогам, обожествляющим её. Затем, по существу, толпа (большинство) есть начало косное. Движут ею те, кто поднимается над нею. Но если этим поднимающимся преграждены пути деятельности, они принуждены терпеть всякую тиранию большинства.
Г. Шечков весьма кстати припоминает Ибсеновскую драму “Доктор Штокман”, в которой человек, преследующий истину, становится “врагом народа”.
Целым рядом убедительных примеров автор удостоверяет засим, что и в нашем государстве парламентская деятельность, поскольку она основана на принципе большинства, уже приносит свою долю зла.
Вывод из сказанных соображений проистекает следующий:
“Только правление живой личности может быть нравственно или безнравственно; правление же искусственной, анонимной численности к добру и злу всегда постыдно равнодушно, ибо зиждется не на качественном начале, а на количественном. Только единоличное, Царское правление может быть в пределах человеческих сил владычеством правды и совести. Без господства воли личного выразителя народного сознания напрасно провозглашать первенство и господство православной церкви, напрасно утверждать общегосударственностъ русского языка, напрасно говорить о твердыне законности… Нравственна только отдельная человеческая личность; общество же — фиктивная, воображаемая личность, оно всегда аморально, пока не рассматривается нами со стороны составляющих его отдельных моральных единиц”.
А дабы не сомневаться, к чему хотя бы во Франции ведёт режим большинства, как, пожалуй, бесстыднейшая из еврейско-масонских забав, мы не можем не указать вновь на процесс Дрейфуса, к сущности которого перейдём несколько далее. Теперь ограничимся краткой, но вразумительной цитатой из “Земщины”:
“На последнем конгрессе социалистов в Лионе, некоторые представители рабочих союзов заявили, что они преследуют исключительно экономические цели, а потому не желают, чтобы их смешивали с масонами, которыми переполнены все почти социалистические организации. В виду этого, на разрешение конгресса был поставлен общий вопрос, допустимо ли вообще социалисту вступать в масонские ложи?
Много доводов приводилось за единение с этой могущественной организацией, преследующей кроме экономических ещё и политические задачи. Но ни один из ораторов не убедил так протестующих, как разоткровенничавшийся жид и масон Ури.
Этот приверженец “вдовы Хирама”, как “посвящёнными” именуется масонство, заявил, что общение с масонами крайне выгодно для социалистов. Стоит возникнуть какому-либо уголовному делу против социалиста — к его услугам масоны. Через подчинённых им адвокатов, а отчасти и судей, они всегда могут устроить так, что из списка присяжных заседателей будут устранены все враги, и в состав попадут не менее семи масонов. Следовательно, оправдание обеспечено даже в том случае, когда не удаётся замять дело до суда через следователей, тоже, в громадном большинстве, подчинённых масонам. По своей жидовской натуре Ури и советовал сохранить теснейшую связь с масонством из целей утилитарных. Разделяя, без сомнения, этот взгляд, конгресс принял соответствующую резолюцию…
Постыдное разоблачение, сорвавшееся с языка увлекшегося за пределы осторожности жида, весьма оживлённо комментируется французскими газетами, для которых поведение суда во многих случаях казалось совершенно необъяснимым. Недавнее же назначение председателем главного кассационного суда шаббесгоя Бодуэна, выручавшего из беды изменника Дрейфуса и приятеля Терезы Эмбер, показывает, что утверждение Ури соответствует истине.
Жидовские же газеты, по обычаю, молчат об этом деле”.
Но логика беспощадна, а “энциклопедичность” иудейских мероприятий безгранична. Вот что ещё раз говорит “Земщина”:
“Расходившиеся по случаю юбилея своего равноправия в Пруссии, жиды вызвали своим гвалтом новый подъём антисемитизма в Германии. “Germania” no этому поводу пишет:
Чрезвычайно пагубно для народа, когда горсточка граждан чуждой расы забирает в свои руки искусство, театр, литературу. Однако, не ограничиваясь этим, наши жиды захватили почти всю адвокатуру и значительную часть медицинской профессии. Теперь они стремятся к тому, чтобы, как им удалось в Австрии, овладеть и профессорскими кафедрами.
Жидов в Берлине сравнительно немного, но если посмотреть, какой громадный процент их, по сравнению с немецкими детьми, посещает школы и университеты, то ужас берёт, как сильны они скоро
