Международное тайное правительство

источники и отвергают причины?!”

Параллельно со всем сказанным поучает, в свою очередь, и Рихард Вагнер:

“В споре из-за эмансипации евреев участвовало, строго говоря, много больше борцов за теоретический принцип свободы, чем за освобождение именно сынов Иуды. А так как весь вообще так называемый либерализм наш является не очень дальновидной и сознательной умственной игрой, то нам довелось поратовать, между прочим, и за свободы такого народца, о котором мы ясного понятия не имели… Отсюда, как это вполне очевидно, наше рвение на защиту еврейского равноправия обусловливалось несравненно более отвлечённой идеей, нежели действительной симпатией к жидам.

Увы, — к немалому удивлению своему, мы только теперь замечаем, что, пока мы строили воздушные замки и воевали с ветряными мельницами, благодатная почва реальной действительности оказалась в руках узурпатора. И если, говоря откровенно, наши воздушные полёты не могли не позабыть его, то ему всё-таки не следовало бы считать нас за таких олухов, которых можно удовлетворить кое-какими подачками из отнятой у нас же территории. Совсем незаметно “кредитор королей” превратился в “короля кредиторов”, и мы не можем, конечно, не признать чересчур наивной просьбу об эмансипации, предъявляемую этим “королём” именно в такой момент, когда мы видим самих себя в жгучей необходимости бороться уже за свою собственную эмансипацию из под еврейского гнёта.

И мы невольно стараемся не иметь с таким субъектом ничего общего.

— “Иудейская армия, — равным образом, повествует Эдуард Дрюмон см. 'La France juive', — распадается на три корпуса:

а) настоящие евреи, т. е. явные сыны Израиля, как их называют «Archives Israelites”; эти евреи открыто почитают Авраама, Исаака и Иакова идовольствуются возможностью устраивать своё благополучие, оставаясь верным своему Иегове;

б) евреи, перерядившиеся в свободных мыслителей (по типу Гамбетты Дрейфуса или Рейналя) — которые прячут своё жидовство в кармане, а затем преследуют христиан уже во имя пресловутых идей «терпимости» и священных прав свободы, и, наконец,

Иудейские биржевики и политики соединены между собой как бы телеграфными нитями, ибо во всякий данный момент у них на языке те одни и те же вопросы и одинаковые слова. Говорить и действовать заставляет всех их единообразное “внушение”, неведомое, но тождественное кагальное “потрясение”. Или, ещё ближе их можно сравнить со взаимнозависимыми нервными центрами, по которым впечатление пролетает, как рефлекс, мгновенно. Им не надо ни видеть друг друга ни совещаться, чтобы знать, как быть и куда лезть. Таинственный, мистический голос диктует им свои веления, а они повинуются с удивительной гармонией.

Затем, если в еврейском мире существует такая проблема, которая состовляет “идеальную” цель и над которой действительно ломают себе голову дети Израиля, то это, конечно, жажда быстрого обогащения, невероятного, огромного барыша и притом схваченного, так сказать одним махом! Но это, без сомнения, не исключает и такого жестокосердия когда, чтобы подстеречь и сожрать добычу, разумеющий своё достоинство талмид-хахам (вернее, талмид-хохим) выжидать готов целые годы.

Самый богатый и, повидимому, образованный еврей — всё тот же шинкарь Янкель, дрожащий над каждой копейкой. И чем более сведущ еврей, чем сильнее он в экономическом или политическом смысле, тем строже, обдуманнее и целесообразнее проводит он иудейские замыслы в жизни, тем ярче и пагубней для чужеродцев его расовые особенности, тем язвительней его приёмы, тем дерзновеннее, вероломней и опаснее он становится…

Приглядитесь внимательно, и вы должны будете признать, что наследственности не вытравишь у евреев ни акциями, ни чинами, ни дипломами. Этого мало. Иудей в лапсердаке много безвреднее иудея в мундире либо во фраке. Первый — ничтожное кремневое ружьё, второй — ружьё многозарядное и центрального боя…

Plus le singe monte en Tair, plus il montre son derriere!…

Что же касается тактики еврейства, то достаточно почитать анналы истории, чтобы убедится в неизлечимо-предательской его повадке нападать с тыла. Другой излюбленный кагалом приём — найти где- нибудь щель, либо отверстие в кирассе врага и всадить кинжал как раз в это место.

Располагая запасом энергии, накопившимся в течение долгих веков рабства, Израиль представляет собой армию, задуманную образцово и построенную в боевом порядке. У этой армии есть строжайшая дисциплина и своя непререкаемая иерархия — командиры, солдаты, музыканты и разведчики. Приказы в ней передаются с быстротой электричества, или, что ещё вернее, каждый по внутреннему наитию сам знает, что именно от него требуется.

Да и стоит потрудиться. В туманном ореоле будущего кагалу рисуется уже мировое владычество…

При таком созвучии авторитетов нет, пожалуй, надобности в дальнейших удостоверениях, хотя их не трудно, разумеется, привести в любом количестве. Укажем лишь, в дополнение к Шопенгауэру, что согласно с опытом Карла Великого и Фридриха Великого, равно как с убеждением многих других предшествовавших и последовавших государственных людей, Фридрих II Гогенштауфен, император германский, хотя и покровительствовал еврейским учёным, тем не менее, на государственную службу сынов Иуды ни одного не принимал. Действительно, пред всеми правителями должен непоколебимо стоять вывод, к которому пришёл император: “как только еврею дана власть, так он ею нагло злоупотребляет!”

2. “Мы обладаем, — говорят сами о себе евреи, — мудростью змия, хитростью лисицы, взглядом сокола, памятью собаки и общежителъством бобра”. Если не существо, то принцип исключительности еврейства, здесь отмеченный, является, без сомнения, знаменательным.

“Природа, — утверждает Аристотель, — не даёт ничего более совершенного, чем то, что ею создано для определённой цели”.

Еврей получил это высокое отличие. Сделав его законченным торгашом, природа наделила его проницательностью, чутьём, вероломством, пронырливостью, быстротой в захвате добычи и жестокостью, чтобы мучить, пожирая её, — вообще всеми теми свойствами, которые необходимы для жизни на счёт других. Как лаборатория лжи и обманов, голова еврея находится в непрерывном брожении; его вкрадчивый язык умеет говорить обаятельно и ябедническими мелодиями потрясать струны сердца, застигнутого врасплох; нежность и преданность так и текут, если надо, из его уст, и никогда античная Сирена с большей силой не увлекала своих жертв чарами восторга и упоением лести…

Во всякие гешефты, как и в любую из своих денежных спекуляций, еврей вносит искусство и чутьё виртуоза. Он найдёт место, где следует стать и время, когда надо действовать; своему “воздушному” банкирскому “заведению”, как и выставке своих товаров он сумеет придать и треск, и блеск; знает он язык, которым надо говорить, и тот гвалт, который выгодно затеять; понимает, как расставить сети доверчивым страстям и какую бросить приманку расточительным капризам; не ошибается в выборе посредников и не промахнётся, преследуя конкурентов то деланным небрежением, то клеветническим наушничеством. Потеряв доверие, он не теряет надежды вкрасться ещё раз и обманывать вновь. Не забывает вовлекать в свои затеи сильных мира сего, а преуспевая, становится заносчивым и бесцеремонным. Будучи же разоблачаем, никогда не прочь через интриги и подкуп достигнуть молчания и безопасности.

Тем не менее, прежде всего и больше всего изощряется в энергии его скользкая и эластичная воля. Не отступая ни перед каким риском и приноравливаясь ко всяким комбинациям, еврей одинаково способен довести до благополучного конца плутню, рассчитанную на десять лет, как сообразить и завершить обман с быстротой молнии.

Будучи результатом хода вещей и влияния тех публицистов-философов, которые с середины XVIII столетия пустили в ход все рычаги для ниспровержения религии и христианского общества, тирания золота превратила освобождение евреев, т. е. равенство их государственных и гражданских прав с христианами, в жизненный вопрос европейской политики.

И нельзя не сознаться, что именно еврей (Серфбээр, “Les Juifs”) был первым, кто уже в то время раскрывал народам глаза на деспотизм, способный поразить ужасом людей, как только взоры их обращаются к тому, что ещё предстоит впереди.

Изобретательные, хищные и пронырливые от рождения, одержимые инстинктом господства и ровно ничего не стесняющиеся, евреи заняли на наших глазах все дороги, ведущие к богатству, почестям и