дублировались. Немедленно развернул самолет и повел его к цели. Зайчик рассчитал, что снаряд разорвется как раз в то время, когда мы окажемся над деревней. Он был уверен, что заметит разрывы.
— Выстрел! — сообщили артиллеристы. Мы, как говорится, распахнули глаза и стали наблюдать. Через тридцать секунд метрах в трехстах западнее Савкино появился огненный фонтанчик.
— Есть! Вижу! — радостно крикнул Зайчик. На этом же месте разорвался и второй снаряд. Алексей быстро вычислил координаты и передал их на батарею. Следующие снаряды упали в ста метрах западнее деревни.
— Левее ноль-ноль два! — внес поправку Алексей. — Огонь!
Теперь снаряды легли точно в центре деревни.
— Цель накрыта! — передал Зайчик артиллеристам. — Беглый огонь!
Когда мы, ликуя, наблюдали за фейерверком над Савкином, с опушки леса, расположенного восточное деревни, неожиданно открыла огонь артиллерия противника. Штурман тотчас же засек ее и сообщил:
— Пятьсот метров западнее цели — артбатарея. Прошу начать пристрелку.
— Выстрел! — спустя несколько минут ответили наши артиллеристы.
Через сорок секунд севернее вражеской батареи разорвались два снаряда. Зайчик передал поправку, и следующая пара снарядов упала точно на артиллерийские позиции противника.
— Беглый! — скомандовал Зайчик.
Огонь нашей артиллерии нарастал с каждой минутой. Вскоре в лесу, южнее батареи, произошел взрыв. Вероятно, снаряды попали в склад с боеприпасами.
— Порядок! — радостно закричал я. — Полет удался на славу! Ночные корректировщики теперь у нас будут!
— Нормально получилось! — отозвался Зайчик. Так мы впервые за всю историю авиации произвели ночную корректировку артогня с самолета. Это произошло 22 декабря 1942 года. И все-таки нам удалось не разбить, а лишь поколебать издавна укоренившееся мнение о невозможности корректировки огня ночью. Поздравив нас с успешным выполнением боевой задачи, командующий артиллерией вместе с тем распорядился строго контролировать каждый наш вылет с помощью звукометрической аппаратуры и экономить снаряды.
Полуокруженные в районе Демянска немецкие войска снабжались только по узкоколейке, проходившей из Старой Руссы вдоль «рамушевского коридора». Одна из станций находилась на восточном берегу реки Пола. Наша разведка установила, что здесь у противника расположены основные склады боеприпасов, продовольствия и горючего.
Мы получили задачу скорректировать огонь нашей артиллерии по этой важной цели. Выполнить ее было нелегко. Железнодорожная станция находилась в тылу врага. Подступы к ней прикрывались сильным огнем зениток, взаимодействовавших с прожекторными установками.
Заранее наметив маршрут и профиль полета, мы с наступлением темноты отправились на задание. Погода благоприятствовала нам. Зайцев установил радиосвязь с артполком, и вскоре артиллеристы доложили о готовности к стрельбе.
К линии фронта подошли на высоте около двух тысяч метров. Я убрал газ, и самолет начал бесшумно планировать к железнодорожной станции. Он как бы катился с огромной горы. Заметно волнуясь, Алексей подал команду: «Огонь!» Ровно через сорок секунд неподалеку от станции разорвался сначала один снаряд, потом второй. Зайцев быстро засек эти разрывы, я развернул самолет, и мы опять «поехали с горы»-только теперь в сторону наших войск. На высоте трехсот метров пересекли линию фронта, и штурман передал на землю координаты. Потом снова спланировали к цели. «Огонь!» — скомандовал Алексей. Снаряды разорвались в центре железнодорожной станции.
— Беглый огонь! — немедленно передал Зайчик.
В стрельбу включились все орудия дивизиона. Тут и там, накрывая цель, взметались фонтаны разрывов.
Когда станция была разрушена, Зайцев передал команду перенести огонь по складу, расположенному в трехстах метрах севернее.
Снаряды легли точно в цель. В воздух взметнулся огромный столб пламени.
— Видим зарево, — передали по радио артиллеристы. — Переходим на стрельбу всем полком!
И вот заговорили все орудия 1235-го пушечного полка. Налет длился несколько минут. Над целью появилось гигантское зарево. Со складом было покончено. Тепло распрощавшись по радио с артиллеристами, легли на обратный курс. Полковник Пастух пригласил нас в гости. Мы, конечно, не отказались.
Когда наш экипаж успешно провел еще несколько десятков таких вылетов, то уже никто из артиллеристов не стал сомневаться в успехе нового дела. Воздушный наблюдательный пункт понравился всем. Подполковник Агафонов обобщил наш опыт, изучил доклады командира 1235-го артполка, контрольные записи звукометристов и весь этот материал отослал в штаб артиллерии Северо-Западного фронта.
7 февраля 1943 года мы в последний раз корректировали огонь 1235-го артиллерийского полка. На следующий день нас пригласил к себе подполковник Агафонов.
— Как вот, дорогие мои летчики, — сказал он. — Командующий приказал передать вас в соседнюю армию. Генерал вами доволен, надеется, что такую же помощь вы окажете и артиллеристам двадцать седьмой армии.
— Нам приятно это слышать, — ответил я. — Жаль только с полком расставаться, сработались.
— Ничего, — с улыбкой возразил Агафонов. — Сработаетесь и там. Мельников вот жалуется, что стрелять не по чему, все вражеские батареи разгромили.
Мы засмеялись.
Как раз в это время в землянку вошел майор Мельников.
— Чего смеетесь? Заметили, что не по форме одет? — строго спросил он. Он был ранен в правую ногу и вместо сапога носил огромный валенок.
— Нет, что вы, — отозвался Агафонов. — Мы говорим о том, что летчики вместе с Пастухом уничтожили в полосе вашей армии все фашистские батареи. Теперь вот ребята скучают без работы, и мы переводим их к Кравцову.
— Не отдам! — отрубил Мельников.
— Приказ фронта, — пожал плечом Агафонов.
— Это другое дело. Раз пришел приказ, какой тогда может быть разговор, — вздохнул Мельников.
…Начальник штаба артиллерии 27-й армии полковник Кравцов встретил нас приветливо и после недолгой беседы повез на командный пункт одной из бригад 15-й пушечной артдивизии. Эта дивизия, сформированная в Сибири, прибыла на фронт совсем недавно и расположилась восточное Старой Руссы.
Дорога, по которой двигался наш открытый «виллис», шла через лес. Она была настолько узкой, что не позволяла разъехаться даже двум встречным машинам. В таких случаях одна из них «лезла» в сугроб, вторая проезжала, и на буксире вытаскивала первую. Но нам повезло: не встретилось ни одной машины.
К нашему приезду на командном пункте собрались все командиры артдивизионов. Мы рассказали им о своем опыте корректирования артогня. Они слушали с интересом и задали много вопросов. Когда закончился разговор, стало уже темно. Полковник Кравцов повез нас обратно в штаб дивизии.
Впереди та же узкая лесная дорога. Только после небольшой оттепели она покрылась льдом. Едем без света. Тишину нарушает лишь рокот мотора. Нас убаюкало. Неожиданно впереди послышался грохот гусениц и из-за поворота выскочил танк. Он несся тоже без света. Наш водитель, молодой солдат, торопливо включил маскировочный фонарь и резко нажал на тормоза. «Виллис» начало заносить. Шофер повернул баранку в сторону заноса. Машина выровнялась и заскользила навстречу танку. Расстояние до него быстро сокращалось. Наш солдат не выдержал и выскочил из «виллиса». Хорошо, что нас вовремя заметили танкисты. Танк резко затормозил и остановился буквально в метре от нашей» машины. Мы облегченно перевели дух. Из танка показалась голова в шлеме.
— Носит тут всяких… — танкист не договорил, увидев полковника, который отчитывал подбежавшего водителя:
