танковые дивизии СС «Викинг» и «Мертвая голова». Наша разведка установила также, что и окруженная в Будапеште вражеская группировка намечает нанести удар из района Буды в северо-западном направлении.
Эта обстановка требовала от нас решительных действий по уничтожению будапештского гарнизона. И все-таки наше командование, руководствуясь гуманными целями, сочло возможным обратиться к противнику с предложением о капитуляции.
— Для нас с тобой сегодня погода летная! — сказал я Орлову, возвратившись с командного пункта. И тут же передал ему наш разговор с генералом.
— Что ж, давай уточним обстановку, — спокойно ответил Петр и вынул из планшета карту.
Посоветовавшись, мы решили, что в снегопад нам лучше пройти над городом на бреющем, чтобы затруднить действия вражеских зенитчиков. Но на такой высоте нас подстерегала другая опасность: можно было врезаться в трос аэростата воздушного заграждения или в шпиль костела.
— И все же пойдем на бреющем, — сказал Петр.
— Учти: стрелять нам запрещено, — напомнил я другу.
— Вот тебе раз! Какое же это боевое задание?
— Пойми, Петя! Мы — воздушные парламентеры.
— Нет, я не согласен спокойно наблюдать, как по нас начнут палить вражеские зенитки.
Внутренне я был согласен с ним и доложил наше мнение генералу. В конце концов он разрешил нам при крайней необходимости применить оружие. Но только для обороны.
В начале одиннадцатого на аэродром прибыли представители политуправления фронта. Они привезли листовки.
И вот мы, выслушав сердечные напутствия друзей, сели в машины и запустили моторы. Орлов подрулил ко мне справа. Штурмовики, словно связанные, пошли на взлет.
Через некоторое время внизу показался узкий и продолговатый остров Чепель. Вот-вот должен быть Будапешт.
До боли в глазах всматриваюсь в белесую муть облаков. В голове мелькают мысли о тросах, шпилях, зенитках. Нервы напряжены до предела… Вдруг передо мной из-за снежной кисеи появляются силуэты двух башен. Хорошо, что я моментально среагировал и, поставив самолет на крыло, сумел проскочить между шпилями. У меня даже пот выступил на лбу. Жив! Оглянулся на Орлова. Он прошел правее.
Под нами — Пешт, левобережная часть города…
Часы показывают одиннадцать. Вышли на цель точно в срок. Забегая вперед, скажу, что как раз в это время фашисты убили двух советских парламентеров: одного — когда он с большим белым флагом шел к вражеским передовым позициям, другого — когда тот, передав ультиматум, направился назад домой. Так гитлеровские оккупанты ответили на заботу советского командования о сохранении венгерской столицы и ее жителей, о предотвращении излишнего кровопролития.
Над Пештом я открыл бомболюки. Мощная струя листовок скользнула вниз и исчезла в снежном вихре. Главное было сделано.
Вражеские зенитки молчали. Гитлеровцы, видимо, даже не предполагали, что в такую погоду в небе могут появиться наши самолеты.
Описав над Будапештом дугу, снова вышли к Дунаю и легли на обратный курс. Аэродром оказался закрыт покрывалом метели. Я связался по радио с командным пунктом и попросил осветить ракетами взлетно-посадочную полосу. Только после этого нам удалось сориентироваться и произвести посадку.
Зарулив самолет на стоянку, я вылез из кабины и облегченно вздохнул. Волосы у меня были мокрые от пота, рубашка тоже прилипла к телу. Я не сразу заметил, как подошел Орлов, как нас окружили летчики и техники.
— Порядок, ребята, порядок! — устало говорил Петр в ответ на поздравления друзей.
Увидев командира дивизии, я пошел навстречу, чтобы доложить о выполнении задания. Во всем теле еще чувствовалось напряжение.
Потом мы с Орловым совершили еще четыре таких же полета. Всего над Будапештом было сброшено полтора миллиона листовок.
Всякий раз, когда мы, возвратившись домой, докладывали генералу Белицкому о выполнении задания, он скупо говорил:
— Хорошо.
— А после пятого полета разволновался, обнял каждого из нас и по-отечески сказал:
— Молодцы, ребята! Спасибо, сынки!
3 января в полк поступила телеграмма, в которой командующий 17-й воздушной армией генерал В. А. Судец объявил благодарность нам с Орловым и нашим воздушным стрелкам. Через несколько дней генерал Белицкий вручил нам ордена Отечественной войны — мне первой, а Петру — второй степени.
…После зверского убийства наших парламентеров советские войска начали решительный штурм будапештских укреплений. На земле и в воздухе вновь разгорелись бои. Только за 4 января наши истребители и зенитчики уничтожили пятьдесят самолетов противника. В самом Будапеште мы отвоевывали у гитлеровцев все новые и новые районы: пятого января заняли двести тридцать три квартала, шестого — сто семьдесят три, седьмого — сто шестнадцать. Десятого января нами были взяты Капосташмедьер, Уйпешт, Ракошпалота, Палотауйфалу, Пештуйхей, Кишпешт и Кошутфалва.
Мне поставили задачу: группой в составе восемнадцати «илов» под прикрытием двадцати четырех истребителей нанести штурмовой удар по танковой колонне противника, обнаруженной возле местечка Фюнье, чуть южнее озера Веленце. Когда мы вышли в заданный район, вражеские зенитчики открыли ураганный огонь. Но ни один штурмовик не свернул с боевого курса.
Во время третьего захода в атаку я услышал резкий удар по корпусу самолета, а потом возглас воздушного стрелка Виктора Сучкова:
— Товарищ командир, горим!
Передаю командование группой своему заместителю — Герою Советского Союза Николаю Сербиненко, а сам бросаю машину в пикирование, чтобы сбить пламя. Вывел ее из пике почти у самой земли. Спросил стрелка: сбито ли пламя?
— Нет, — ответил он. — Горим!
Значит, зенитный снаряд разорвался внутри масляного радиатора и загорелось масло. Это уже хуже. Надо немедленно садиться, пока самолет не взорвался в воздухе.
Прямо передо мной железнодорожная насыпь. Не миновать мне удара о нее. Машина уже не слушается рулей. Так и есть. Резкий удар и… провал в небытие.
Очнулся я от прикосновения чьих-то рук. Воздушный стрелок и незнакомый солдат-пехотинец пытались вытащить меня из кабины.
— Товарищ летчик, бежать надо!
— Куда? Зачем?
— К своим, в траншею. Немцы-то рядом, вон в том овраге.
Пожалуй, солдат прав. Медлить нельзя. Поспешно вылезаю из кабины, и мы втроем бежим к траншеям.
Добравшись попутной автомашиной до штаба 46-й армии, я разыскал полковника Б. А. Смирнова, который возглавлял оперативную авиационную группу, и доложил ему обо всем случившемся. Борис Александрович очень удивился, услышав мою фамилию.
— А мне сказали, что вы сбиты над вражеской территорией и попали в лапы к фашистам. Мы вас давно разыскиваем.
Полковник Смирнов сообщил о моем экипаже по радио сначала командиру дивизии, а потом командующему армией. Генерал Г. И. Белицкий прислал за нами легковую автомашину. Меня тронула эта забота.
Давно прошел тот день, когда мы совершили последний боевой вылет на Будапешт. Вернее, на Буду, так как Пешт был освобожден от фашистов значительно раньше. Теперь остатки гарнизона сдались и в Буде. В венгерской столице канонада смолкла.
Зато возле города Секешфехервар, между озерами Балатон и Веленце, бои разгорелись с новой силой. Озлобленный враг, очевидно, рассчитывал взять реванш за потерю будапештской группировки. На одном из
