машинально то убирала сектор газа, то до отказа посылала его вперед, но мотор не реагировал. Я как-то сразу ощутил всю трудность обстановки: ночь, мороз, внизу — занятая врагом территория и, главное, сплошной лес. Неужели первый боевой вылет станет и последним?
— Что случилось, Коля? — спрашивает Гарифуллин.
— Мотор отказал!
— У, дьявол! До линии фронта еще километра два.
Единственная надежда на шприцевание. Я с лихорадочной поспешностью пустил в ход шприц. Мотор на несколько секунд ожил и снова умолк. А самолет уже почти касался лыжами верхушек деревьев.
— Буду садиться, приготовься! — передал я штурману.
Впереди на черном фоне леса показалась поляна. Ни на секунду не переставая подкачивать бензин, начал планировать к ней. Когда до земли осталось метра три, мотор вдруг захлопал, словно захлебываясь, и самолет стал набирать высоту.
— Газ! Газ давай! — закричал Гарифуллин. — Жми на сектор!
Мотор взвыл, и машина, так и не коснувшись снега, медленно полезла вверх. Линию фронта перелетели на высоте сорока — пятидесяти метров.
Все произошло так неожиданно и быстро, что я даже не успел по-настоящему осознать опасность, которая нам грозила. Было неясно, почему мотор внезапно сбавил обороты и почему вдруг заработал.
Фронт остался позади. Самолет шел плавно, как ни в чем не бывало. Что же в конце концов случилось?
Эта мысль, очевидно, не давала покоя и штурману.
Что же там было? — спросил он через некоторое время.
— Убей, не знаю, — откровенно признался я.
— А как теперь?
— Полный порядок!
— А ну, испытай мотор на всех режимах! Я убрал газ, а затем резко подал сектор до отказа вперед. Мотор работал нормально. «Наверняка техник чего-нибудь не доглядел, — подумал я. — Вот доберусь до аэродрома — дам ему жару».
Техник Коновалов встретил нас, как всегда, возле посадочной полосы.
— Ты почему выпустил в воздух неисправную машину? Из-за тебя мы с Гарифуллиным чуть у фрицев не сели!
Коновалов, ничего не поняв, заморгал глазами:
— Что случилось?
— Машина не в порядке, вот что! Мотор отказал! — кричал я.
— Не может быть! — убежденно возразил Коновалов. — Знать ничего не знаю. Вызывай начальство.
Пришел инженер. Осмотрели мотор. Никаких неисправностей не нашли. Тогда проверили горючее. В бензине оказалась вода.
— А я думал, по твоему недосмотру что-нибудь случилось! — примирительно сказал я технику. — Ты не обижайся!
— Обойдется! — согласился Коновалов. — Только в другой раз не кричи. Мы, горьковские, за свою работу ручаемся…
— А вот с теми, кто заправлял машину — костромские они или владимирские, — придется серьезно поговорить, — заметил инженер.
Техники немедленно слили из баков испорченное горючее, заправили самолет хорошим бензином и подвесили бомбы. В эту ночь мы сделали еще три боевых вылета.
…Возвратившись однажды с завтрака, мы увидели в общежитии незнакомого человека. Он сидел на корточках в углу и перебирал в чемодане свои вещи. Когда мы вошли, он принял стойку «смирно» и четко сказал:
— Здравствуйте!
— Кто такой? — нахмурившись, спросил лейтенант Ноздрачев.
Новичок немного смутился, но все так же четко ответил:
— Младший воентехник Образцов. Прибыл в ваше распоряжение для прохождения дальнейшей службы.
— Кто, кто? — переспросил Ноздрачев.
— Техник самолета СБ. Наш полк разбили, и я получил назначение к вам. Помолчав, Образцов спокойно добавил: — Хочу стать штурманом, летать!
— Летать хочешь? Ну что же, это хорошо! Вечером меня вызвал командир полка и объявил:
— Товарищ сержант, младший воентехник Образцов будет вашим штурманом. В его переподготовке вам поможет штурман эскадрильи.
— Есть, — ответил я, постоял немного и, чувствуя, что разговор на этом закончился, вышел.
Вскоре мы получили боевое задание. Штурман эскадрильи старший лейтенант Василий Скляренко помог нам с Образцовым подготовиться к полету. Поскольку у нового штурмана не было опыта ведения ориентировки, Скляренко приказал ему выучить весь маршрут наизусть. Это нужно было сделать еще и потому, что ночью, в слабо освещенной кабине, читать карту почти невозможно. За ночь мы с Николаем Образцовым сделали четыре боевых вылета и быстро нашли общий язык.
Как-то после первого полета меня вызвали на командный пункт полка. В землянке кроме командира я увидел комиссара Короткова, парторга Жаркова и какого-то майора.
— С прифронтовой полосой немцев знакомы? — начал разговор Куликов.
— Знаком.
— Сколько совершили боевых вылетов ночью?
— Тридцать пять.
— Значит, опыт есть! Тогда даю вам ответственное задание: будете разбрасывать листовки во вражеском тылу. За штурмана полетит политрук Жарков. Листовки получите вот у товарища майора — представителя политического управления фронта.
Я замялся. «Почему лететь с Жарковым?» — недоумевал я. Ведь он никогда не изучал штурманское дело. Какой же из него штурман? Только сделали Образцова штурманом, теперь политрука навязывают. Да и задание необычное разбрасывать листовки. Выходит, наш У-2 становится теперь агитатором.
— Может, мне лучше с Образцовым лететь? — не удержался я от вопроса.
Куликов и комиссар полка переглянулись. Коротков нахмурился:
— Полетите, с кем приказано. Задание ответственное, и доверить его можно не каждому. А Жарков не подведет. До прихода в наш полк он служил в противотанковой артиллерии, не хуже вашего знает почем фунт лиха.
«Причем тут фунты лиха», — хотел было я возразить, но сдержался и спокойно сказал:
— Вам виднее. Политрука Жаркова я тоже уважаю… Разрешите выполнять задание? Коротков улыбнулся:
— Вот это другое дело. Идите!
А Куликов добавил:
— Смотрите, чтобы порядок был! За выполнение задания и за Жаркова отвечаете вы.
Из землянки вышли втроем. Указав на «газик», доверху набитый листовками, майор сказал:
— Тут работы на неделю, не меньше.
— А по мне хоть на месяц. Могу вообще в штатные пропагандисты записаться.
— Вы комсомолец?
— Конечно.
— Так вот, в листовках, которые вы будете разбрасывать, напечатаны сообщения об успехах нашей армии под Москвой, Тихвином и Ростовом, о славных боевых делах партизан. Советские люди по ту сторону фронта хотят и должны знать правду.
Затем майор рассказал, что есть и другие листовки, на немецком языке. В них тоже сообщается о победах Красной Армии.
— Очень ответственное задание, — заключил майор. — Если хотите знать, это боевое комсомольское
