толстых железных прутьев, заканчивающихся острыми наконечниками. Справа – неизменно закрытые ворота с тяжелыми, начищенными до блеска запорами. Отсюда начинается широкий въезд, посыпанный песком, он огибает здание и заканчивается в глубине двора у гаража. Около ворот – маленькая калитка, которой пользуются обитатели дома, также запертая на ключ.
Между оградой и домом видна лужайка, подстриженная, похожая на ковер, разостланный на полу. В центре этого зеленого квадрата, где ни одна травинка не поднимается выше другой, растет темный куст, редкая и колючая листва которого кровоточит многочисленными ярко-красными цветами, не так уж часто встречающимися в разнообразном цветочном царстве. Под тенью куста забавляется сеньор Жило, карлик из фаянса. Он лежит, покуривая трубку, подпирая рукой прикрытую красным колпаком старческую голову.
Любой прохожий непременно улыбнется при виде этой статуэтки. А Тареко, сын саксофониста Бернардино, проживающего с семьей в третьей лачуге по улице доны Марикиньи, тот и вовсе без ума от Жило. Чтобы было удобнее им любоваться, Тареко залезает на забор. Клелии, хозяйке дома, это не нравится, и она поговаривает о том, чтобы посеять вдоль ограды колючие растения, – надо положить конец набегам этого и других мальчишек. Когда в Жардиндас-Флорес кто-либо говорит о Тареко, то добавляет «брат Луситы», когда же говорит о Лусите, непременно уточняет – «сестра Тареко». Лусита – худенькая, бледная, плохо одетая девочка с необыкновенными глазами, ни дать ни взять как у кошки в темноте. Но, когда она улыбается, свершается волшебство: золушка становится принцессой!
Дом стоит в глубине двора. Посетитель поднимается по двум каменным ступеням и, пройдя под аркой из плюща, оказывается в холле, где стоят шезлонги с сиденьями из парусины в красную и синюю полоску. Слева дверь, обычно запертая на ключ. Наконец посетителя проводят в комнаты. Разумеется, это не относится к тем, кого не пускают дальше входной двери или даже во двор. Когда гость пересекает священный порог, бесстрастный женский голос неизвестно откуда предупреждает:
– Вытирайте ноги о коврик!
Тот, кому адресован этот звучащий, как выговор, совет, оглядывается по сторонам, но никого не видит. Он в приемной, забитой мебелью, драгоценными вазами, дорогими картинами и полками, прогибающимися под тяжестью китайских, индийских и греческих статуэток… Снова раздается тот же бесстрастный, глухой, невыразительный голос:
– Присядьте, подождите.
Вскоре открывается дверь кабинета, и Оливио Базан с застывшей улыбкой на лице приглашает посетителя войти. Он смуглый, с мясистым, всегда чисто выбритым подбородком, ему под сорок. Когда он смеется, что случается только за воротами дома, обнажаются его почерневшие нижние зубы.
Оливио Базан начал свою карьеру в качестве коммивояжера ювелирной фирмы. Представительный, красноречивый с барышнями, он кончил тем, что женился на дочери всеми уважаемого отравителя, который покупал марганцевую соль и после определенных манипуляций продавал вино лучших сортов. Клелия, будущая супруга Оливио, была красива и обладала многими достоинствами, но отец в погоне за модой определил дочь в один из самых дорогих пансионов Баии, совершающих чудеса, из которых наиболее скромным является превращение умной девочки в глупышку. Ее там учили не тому, как стать хорошей хозяйкой дома, а тому, как отличаться от девушек, которые не побывали в этом заведении.
Только тот, кому довелось видеть за столом воспитанницу Баианского колледжа, сможет оценить продуманную, калечащую систему воспитания, которая там практикуется. Д каковы взгляды этих девиц на жизнь, на мир? Единственное, что спасает доброе имя общества, – это строптивость некоторых воспитанниц, этих милых созданий, которые, слава богу, несвоевременными взрывами смеха и проказами, свойственными молодости, компрометируют загробный уклад подобных воспитательных учреждений, за что их нередко возвращают в родительский дом, как неисправимых.
Ужасный дом
Клелия была лучшей ученицей Баианского колледжа и вышла из его стен законченной дурочкой. К счастью, отец, фабриковавший «Lacrima Christi»[10]
Веря во все, чему ее обучали святые наставницы, Клелия стала ждать принца. В двадцать восемь лет она наконец усомнилась в своем предназначении и снизошла до того, что отдала руку мужлану, продававшему ей бриллианты. Случилось так, что этим счастливцем оказался Оливио Базан. Неравный брак без священного оправдания любовью. Появление в доме хозяйки заставило коммивояжера поступить на постоянную службу с высоким окладом. Он перестал разъезжать, и оба они честно несли бремя семейной жизни, тем более что в последующие годы стали появляться дети, вначале Жоржи, потом Тила. Тесть Оливио Базана в один злополучный день совершил непоправимую глупость, пожелав продегустировать свое вино, и отошел в лучший мир. Но умер он на своей постели, окруженный родственниками, с соблюдением всех церковных таинств.
Посетитель, войдя в кабинет Оливио Базана, несомненно, восхитится шкафами, набитыми книгами и архивами писем, контрактов и бумаг; там же увидит он пишущую машинку и сверкающую коллекцию драгоценных камней. Она размещена на шелку под стеклом в специальной витрине; этикетки на шелковых подушечках объясняют названия камней и их происхождение. На столе, как доказательство внимания семьи, стоит вазочка из севрского фарфора с тремя свежими белыми розами. Должно быть, это дело ручек Тилы, которая не может примириться с сухостью кабинета отца.
Но самое главное в кабинете – это несгораемый шкаф. Он установлен в углу, около окна, выходящего на улицу. Высокий, узкий шкаф, весь из стали, выкрашен в зеленый цвет; сверху золотыми буквами выведено имя Оливио Базана, посредника по экспорту драгоценных камней.
Если посетитель направляется не в это святилище Меркурия, он поворачивает направо и проходит в столовую, настолько отполированную, что каждая пылинка, упавшая на пол с его башмака, как бы вопит о скандале. Глухой голос наставительно произносит:
– Осторожно, осторожно!..
Квадратный обеденный стол, покрытый узорчатой скатертью и окруженный черными стульями с высокими спинками, строг и изящен. В ясные дни широкое окно набрасывает на зеркальный пол солнечное покрывало, которое оттеняет обстановку комнаты. Если гость, забыв, где он находится, закуривает сигарету, раздается тот же бесстрастный голос:
– Пепельница слева… Не уроните пепел на пол!..
Клелия, должно быть, вездесуща; повсюду чувствуется ее неуловимое присутствие.
Дверь, скрытая под тяжелой портьерой, ведет в задние комнаты первого этажа. Входящие в эту дверь – а посторонние здесь бывают редко – видят налево кухню, направо – ванную. Дальше две комнаты для
