– Что еще за Моасир, болван?
– Тот тихоня, с которым ты каждое утро шепчешься в церкви. Думаешь, я не знаю? Жанино об этом уже прожужжал уши всем посетителям салона «Синяя борода».
– А кто этот всезнайка Жанино?
– Ризничий.
Не зная, что ответить брату, Тила расплакалась. Отец в халате и туфлях, пахнущий мылом, поднимался по лестнице. Увидев ее в таком состоянии, испугался:
– Что с тобой, доченька? Почему ты плачешь?
Она не нашлась, что сказать, и вместо нее ответил брат:
– Тила хочет уехать в Рио. Она приняла всерьез то, что мама говорила прислуге. Дурочка, никто и не думал об этой поездке.
Вскоре все четверо уже сидели за столом. Карола подала куриный бульон с рисом и поставила суповую миску перед Клелией. При виде новой служанки Жоржи широко открыл глаза и разинул рот; его восхищение было настолько неприлично, что Тила, отчасти из мести, толкнула его под столом ногой, лицо ее при этом выражало полнейшее безучастие.
– Ай! – вскрикнул Жоржи.
Так как родители испуганно переглянулись, Тила поспешила оправдать брата:
– Это я толкнула его. Пусть не грызет ногти – это дурная привычка.
Клелия, разливавшая бульон, удивилась:
– Что это такое, мой мальчик? Ты не находишь ничего более подходящего, чтобы грызть?…
Отец попытался сострить:
– Почему, например, ты не грызешь ручку от зонтика?…
Однако на Жоржи эта острота не подействовала: он все еще находился под впечатлением красоты новой служанки.
– Что вы скажете о новом поваре? – спросила Клелия мужа.
– Судя по бульону, он дело знает, – высказал свое мнение Оливио.
Карола внесла большое блюдо, на котором дымилась золотистая кефаль, выложенная ломтиками лимона и помидоров. Хозяин дома потянул носом, предвкушая удовольствие, и улыбнулся. Рыба выглядела очень аппетитно. Накладывая мужу кефаль, Клелия предупредила всех:
– Ешьте осторожно. Много лет тому назад один андалузец, который был прожорливее акулы, хотел что- то сказать во время еды и умер, задушенный рыбьим плавником, который застрял у него в горле. – Затем, обращаясь к Тиле, приказала: – Кости на край тарелки!
Оливио, усердно поглощавший кефаль, умоляюще прошептал:
– Дорогуша, замолчите! Вы компрометируете святость жареной рыбы!
Жоржи делал над собой невероятные усилия, чтобы не смотреть на Каролу, которая входила и выходила, нося тарелки, приборы и соусники. Однако время от времени невольно, словно загипнотизированный, юноша останавливал на ней свой пристальный взгляд. Это не прошло незамеченным для Тилы, и она зашевелила губами, беззвучно выговаривая:
– По-жи-ра-тель!
Жоржи прочел это сладостное, тревожащее слово и смутился.
Сестра получила большое удовольствие оттого, что Жоржи ее понял, и некстати засмеялась. Родители вопросительно посмотрели на нее, и тогда Тила выпалила первую пришедшую ей в голову глупость:
– А где же икра? Что из нее сделали? Одно из двух: или мои расчеты ошибочны, как и ответы на задачи в тетрадке Жоржи, или две пузатые кефали должны содержать массу икры…
Карола принесла из кухни блюдо пирана[15] на рыбном отваре. На золотистой каше красовались две пары ястыков икры.
– Повар спрашивает, не желаете ли вареной рыбы с подливкой из креветок?
Клелия медленно обвела всех взглядом своих прищуренных глаз и выразила общее мнение:
– На сегодня рыбы достаточно!
Жоржи снова уставился на Каролу, которая внесла какое-то чуть кисловатое блюдо из спелых фруктов. Казалось, тело служанки, благоухавшей мускусом, излучало тепло. Запах мускуса окружал ее, подобно ореолу, и, когда она подходила к стулу юноши и наклонялась, чтобы взять тарелку, Жоржи испытывал головокружение и терял самообладание. Если бы Карола случайно протянула ему эти смуглые худые руки, на которых виднелись два обручальных кольца, он был бы способен…
– А!..
Оливио и Клелия с испугом посмотрели на сына. Он стал пунцовым. Дело в том, что Тила не поскупилась еще на один пинок. И тут же, как и в прошлый раз, поспешила оправдать брата:
– Мама, вам нужно следить за Жоржи. Кончится тем, что у него на пальцах образуются раны… Он опять грыз ногти…
После десерта, состоявшего из свежих фруктов, когда кофе уже дымился в белых с голубой каймой чашках, Оливио закурил сигару и предался блаженной лени, которая обычно приходит после вкусной, сытной еды. Он удобно развалился в кресле, но в это время раздался звонок.
