§ 19. СЛЕДСТВИЯ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРИНЦИПА ДЕМОКРАТИИ
I. Общие тенденции, объяснимые стремлением осуществить демократическое тождество. 1. Максимально возможное число обладающих избирательными правами, снижение избирательного возраста, избирательные права для женщин.
2. Определяющий характер максимально возможного числа голосующих, то есть приближение к идеалу единогласия. Однако это представление содержит в себе недоразумение и в основном объясняется тем, что посредством методов либерального индивидуализма, а именно тайного индивидуального голосования, и (начиная с Кондорсе) посредством математического способа мышления с его простым подсчетом результата голосования, чисто количественное, арифметическое представление затемнило специфически политическое понятие демократии. Этим же вполне объясняется и взгляд Кельзена (Wesen und Wert der Demokratie, 1920), для которого справедливость демократии основана на том, что более справедливо, если из 100 человек 90 господствуют над 10, чем если 10 над 90. Здесь полностью упраздняется политический смысл демократии; вопрос о субстанции демократического равенства уже не ставится. У Руссо, напротив, сознание этого различия еще очень сильно; он знает, что вовсе недемократично, когда 90 коррумпированных человек господствуют над 10 приличными людьми, и что если субстанция демократии — vertu для Руссо — исчезает, то мало поможет и единогласие всех решений. Воля 100 рабски настроенных человек даже при единогласии не создает никакой свободной воли, а неполитическая воля 1000 политически равнодушных человек в сумме не дает никакой, по крайней мере значительной, политической воли.
3. Максимально возможное распространение методов непосредственных выборов на определение магистратов и ведомств и максимально частое повторение этих выборов, более быстрый избирательный цикл, короткие избирательные периоды, отзыв избранных магистратов, легкий роспуск избранных корпораций.
4. Максимально возможное распространение методов непосредственного предметного решения со стороны граждан государства, обладающих правом голоса (всенародное голосование).
II. Гражданин государства в демократии. 1. Понятие гражданина государства относится к политической сфере. Гражданин государства в демократии есть citoyen, а не частный человек или буржуа (bourgois).
Немецкое слово «B?rger» охватывает оба значения: citoyen и bourgois. Однако противоречие двух значений настолько же велико, как и различие неполитического этико-экономического либерализма и демократии, которая есть чисто политическое понятие. Первое и важнейшее высказывание о буржуа как понятии, противоположном гражданину государства, существующего в политической сфере, встречается у Гегеля в сочинении «О научных способах исследования естественного права» 1802 года: «Тем самым потенция этого сословия определяется тем, что оно располагает имуществом по справедливости, возможной в вопросах владения имуществом, что оно вместе с тем конституирует единую систему и непосредственно потому, что отношение владения имуществом включено в формальное единство — каждый отдельный человек, поскольку он как таковой способен владеть чем-либо, относится ко всем как нечто всеобщее или как гражданин в смысле bourgeois: возмещение политической ничтожности, вследствие которой все члены этого сословия — только частные лица, он находится в плодах мира и приобретательства и в спокойствии, с которым могут ими наслаждаться как отдельный индивидуум, так и общество в целом. Безопасность же отдельного человека гарантирует целое, ибо этот отдельный человек свободен теперь от необходимости быть храбрым, а первое сословие — от необходимости подвергать себя опасности насильственной смерти, опасности, с которой для индивидуума связана абсолютная неуверенность в своем наслаждении, владении и праве» (цит. по изданию: Гегель. Политические произведения. М., 1978. С. 241). Чтобы продемонстрировать глубокую взаимосвязь этих предложений с немецкой философией послекантовского поколения, следует также процитировать одно высказывание Фихте : «Человечество распадается на два основных племени: собственники и несобственники». Первые не являются государством, но поддерживают его, а «последние на самом деле являются их слугой». «Собственникам совершенно все равно, кто их защищает, лишь бы их защищали; при этом важно лишь только одно: чтобы это было как можно дешевле. Государство для собственников — необходимое зло, а зло нужно сделать как можно меньшим» (Staatslehre, 1813, Werke IV, S. 404). В подобных мыслях также коренится суждение, которое Лоренц фон Штейн выносит о буржуазии. Когда Й. Левенштейн в своей ценной книге о государственной идее Гегеля (Philosophische Untersuchungen, hrsg. von K. Jaspers, Heft 4, Berlin 1927, S. 127) обнаруживает корни социалистического движения в Германии в критике культуры и эпохи (но не в социальных бедствиях масс и тем более не в экономических проблемах производства или распределения благ), я соглашаюсь с этим, но с этим дополнением относительно политического сознания, распознавшего в буржуа своего врага.
2. Всеобщее равенство перед законом, то есть устранение и запрет любых привилегий в пользу и во вред отдельным гражданам государства или определенным классам и сословиям. Подобные привилегии не должны вводиться также посредством законов, даже изменяющий конституцию закон не может их обосновать. В этом заключается фундаментальное значение того принципа, что все граждане государства равны перед законом (ст. 109 ИК). Это означает в частности:
А. Равенство политического статуса: равное участие всех граждан государства в выборах и голосованиях, насколько они затрагивают все государство, то есть равные избирательные права. Дальнейшие подвиды и методы этого избирательного права — прямые выборы, пропорциональная система, тайна выбора — вытекают не из демократических принципов, а из иных соображений, частично — справедливости в целом, а частично — справедливости в смысле либерального индивидуализма.
Б. Избирательные права не являются правами в том смысле, что они предоставляются в свободное распоряжение индивида (как тайна выбора, гетерогенность которой особенно проявляется в этом противопоставлении), но они также не являются простым «рефлексом» конституционного закона, а общественной функцией и логическим образом в какой-то мере избирательной обязанностью, поскольку они осуществляются индивидом не как частным человеком, а как гражданином, то есть в силу некого общественно-правового статуса. Однако большинство демократических государств в своих избирательных законах не осуществило логику обязательных выборов.
Пример обязательных выборов — бельгийская конституция, ст. 48, аб. 2 (после пересмотра конституции 1893 года): Le vote est obligatoire. Выполнение этой обязанности обеспечивается санкциями. См.: Errera. Das Staatsrecht des K?nigreichs Belgien, S. 99. Другие примеры: Esmen-Nezard. I, S. 367; W. Hasbach. Die moderne Demokratie, S. 329. Литература: Stier-Somlo. Grundri? I, S. 546.
В. Всеобщая равная воинская повинность, а точнее, право и долг каждого гражданина государства по мере своих способностей с оружием защищать государство и его порядок внутри и вовне. Как не бывает настоящей демократии без всеобщих избирательных прав, так же не бывает настоящей демократии без всеобщей воинской повинности. Поэтому ст. 133 ИК («Воинская повинность определяется установлениями Имперского закона об обороне») соблюдает существенный принцип, поскольку она сохраняет возможность того, что каждый немец по закону является военнообязанным. Однако согласно ст. 178, аб. 2 ИК приоритет имеют определения Версальского договора (в котором ст. 173 отменяет в Германии всеобщую воинскую повинность). Таким образом, осуществление данного демократического установления заблокировано, но это международно-правовое определение договора, как показано выше, не меняет германской конституции.
