наших «Тувел». Это понимали очень немногие Палачи. Одним из них был Мога. Поэтому он и покончил с собой.
— Мога совершил самоубийство?!
— В тот критический момент в лаборатории, — сказал доктор Тайкос Кей, — когда вы так изящно хлопнулись лицом вниз. Так как никто в меня не целился, я продолжал стоять и наблюдать. Мога был не в состоянии предугадать все, что произойдет, но мне-то было известно, что Мога сравнительно недавно догадался, для чего были предназначены экспонаты моей биологической коллекции. Он понимал, что если Палачи не смогут удержать пленников от побега, их всех ожидает позорная казнь. Но мы обязаны были бежать — чтобы остановить Глас Решимости. Когда наступил решающий момент, Мога был вполне к нему готов. У других не хватило времени даже на то, чтобы нажать на спусковые рычаги своих ружей. А он нашел время, чтобы швырнуть свой баул, дабы вы завладели своим ружьем. Понимаете, он знал, что вы — грамотная, изворотливая, но все же уязвимая представительница человеческого рода. Он вовсе не верил легенде о несокрушимости Тувел. Но ему приходилось делать все возможное, чтобы способствовать сохранению этого мифа. В нем сидела холодная, я бы даже сказал, безнадежная ненависть к роду людскому, поскольку он прекрасно сознавал, что люди превосходят Парагуанов. Кроме того, в разговоре со мной Великий Палач как-то заявил, что ощущает смертельную тревогу за Порад-Анц. В основной своей массе Вечноживущие были просто не способны уразуметь, что человечество может обладать более развитой цивилизацией, нежели их собственная. Подобное утверждение показалось бы им просто бессмыслицей. Но Парагуанов все же можно было принудить к отступлению, если убедить, что причудливые сверхлюди, управляющие человечеством, воистину непобедимы. Таким образом, Мога, в сущности, вошел со мной в сговор, а позже — и с вами, моя дорогая. Великому Палачу очень хотелось, чтобы Тувела произвела на его коллег неизгладимое впечатление.
Тайкос умолк, потряс головой и глубоко зевнул. Найл внимательно за ним наблюдала.
— Видите ли, я… э-э, что…
Голос профессора постепенно затих. Глаза были полузакрыты, веки подрагивали. В следующий миг он принялся клевать носом.
— Как вы себя чувствуете? — спросила Найл.
— А, что вы сказали? — Тайкос поднял голову и встряхнулся. — Не знаю, — произнес он неуверенно. — На секунду в голове наступила какая-то сумятица… Все поплыло… И круговорот ярких огней… Даже не знаю, как это описать. — Он глубоко вздохнул. — Наверно, одно из последствий нервнопаралитического заряда?
— Да, доктор, вы правы, — сказала она. — Нервные возбудители — оружие грубое и негуманное. Никогда не знаешь, чего от него можно ожидать. Тот вид возбудителя, под чьим воздействием вы находитесь, может вызревать часами. Дозрев окончательно, он может вызвать непоправимое осложнение в коре головного мозга.
Тайкос раздраженно повел плечами.
— А я могу что-нибудь с этим поделать? До сих пор я сдерживал эту пакость, но сейчас она, кажется, начинает меня одолевать.
— Лучшее лекарство — это сон. Длительный, здоровый и беспробудный. Желательно поспать целые сутки, а то и двое. После этого вы опять будете, как новый.
— Вся беда в том, — признался Тайкос, — что я вряд ли смогу заснуть без снотворного. А у нас его нет… — Он бросил быстрый взгляд на Найл. — А, может, все-таки есть, а?
— Вам повезло, профессор. По дороге сюда я заметила семена балата и немного прихватила с собой.
Он хмыкнул:
— Надо же, до чего моя бывшая студентка предусмотрительна! Ну ладно… От меня, ясное дело, в таком состоянии толку мало. Так что будет лучше, если вы дадите мне свой балат и вернетесь к своим обязанностям Тувелы. Только постарайтесь вернуться в целости и сохранности, хорошо?
— Постараюсь.
Сон, вызванный балатом, в конечном итоге приводил к смерти. У человека она наступала примерно через неделю. Тайкос знал, что если ей не удастся переправить его на материк, чтобы там ввести противоядие, он больше не проснется.
Он принял от Найл три заключенных в мягкую скорлупу семечка:
— Поплюйте через плечо и пожелайте мне ни пуха, ни пера!
С этими словами растер зерна рядом с лицом. Найл слышала, как он глубоко вдохнул испарения, исходившие от семян. Затем вздохнул, тяжело осел и сполз внутрь стручка, тем самым скрывшись из виду. Спустя несколько секунд оболочка стручка сомкнулась над освободившимся отверстием… Ну что ж, здесь биохимик некоторое время будет пребывать в относительной безопасности.
Найл переустановила пояс и проверила остальное снаряжение. Потом замерла на мгновение, задрав голову. Скорее даже не слухом, а всем телом она ощутила нечто вроде приглушенного рокота. Ей показалось, что это доносится с неба. Во время беседы с Тайкосом она уже дважды слышала подобные звуки. Он же их явно не слышал. Это могли быть и громовые раскаты. Однако вряд ли то был гром, подумала она.
Вновь лишенная части своего веса, она быстро направилась вдоль живых тросов к суку плавучего леса, который проходил сквозь «инкубатор», и дальше — к «изгороди». На миг, приложив руки к ветвям изгороди, и подождав, пока не освободится проход, она выскочила в лес.
С минуту она стояла, оглядываясь по сторонам и прислушиваясь. Глухой раскатистый звук больше не повторялся. Вокруг вроде ничего непривычного не происходило. Из гнездовья морских хавалов доносился невероятный гвалт. Но для того, чтобы морские хавалы, как старые, так и молодые, сорвались с места, не требовалось прилагать особых усилий. Найл стала спускаться, пока не услышала снизу плеск и журчание воды. Тогда она двинулась обратно к лагуне.
Небо к этому времени стало совсем безоблачным, и на нем ослепительно посверкивали громадные звездные скопления. Найл из-под лесного полога окинула взглядом берега лагуны. У основания леса, наискосок через лагуну, медленно покачивалась вверх-вниз вереница крошечных ярко-голубых огоньков. Может быть, ее там ищут? Она повернула выдровый манок.
Вспенив воду, появилась Свитинг. Она еще не остыла от охотничьего азарта и вся горела желанием получить новые инструкции. Тарм либо умирал, либо уже был мертв. Когда он появился на открытой воде, выдры всадили в него свежеприготовленную обойму ядовитых шипов. Вскоре после этого чудовище погрузилось на переплетенное корнями дно лагуны, перевернулось на бок и перестало шевелиться. Далее выдры обнаружили большую группу вооруженных Парагуанов, которые обшаривали плавучие «столы» и другую поросль в центральной части лагуны. Выдры сопровождали захватчиков в воде, выжидая удобного случая для атаки. Вскоре такая возможность представилась. К тому времени, как эта поисковая партия заметила потери в своих рядах, восемь безжизненных тел Оганунов уже были глубоко засунуты в корневые сплетения…
— Надеюсь, вы не позволили себя обнаружить?
Свитинг усмехнулась.
— Косолапый прыгает в воду. Не выходит наружу. Грустно, а? Морской хавал его съел? Хранительница Этланд его съел? Значит, никаких выдр нет.
Найл представила себе это зрелище. Водоворот на темной поверхности лагуны, три-четыре шумных всплеска — и еще одно трепыхающееся тело стремительно проваливается вниз, к корням… и ни малейшего намека на природу нападавших. Остальные Парагуаны сгрудились на плавучих «столах», держась как можно дальше от воды. Когда засверкали огни, и подошло несколько лодок с солдатами, ощетинившихся ружьями, Свитинг со своими напарником и напарницей покинули засаду. Они издалека пронаблюдали, как лодки забрали на борт поисковую группу и удалились.
А немного погодя:
— Бу-бух! Большущее ружье…
Что и объяснило раскатистые грохочущие звуки, которые слышала Найл. В районе, где засели Парагуаны, внезапно взметнулись вверх и заклубились огромные факелы. Стрельба велась с закрытой позиции на дальнем крае лагуны. Свитинг описала бледные вспышки выстрелов и глухие, тяжелые звуки
