этим пора заканчивать, и как можно скорее.
Граница была уже почти под нами. Хотелось просто кинуться через нее. Не оглядываясь, не задумываясь о том, что было или будет. Можно конечно, но остается шанс, что вслед за мной на чужбину отправится стайка быстрокрылых белоснежных птичек, которым так по душе горячее дыхание моего самолета. Да и Петрик может выкинуть какой-нибудь фортель. Нет, уходить я буду так, чтобы у врагов исчезла всякая возможность целить мне в спину, а у друзей отпала всякая нужда мне помогать. Пусть и те и другие со спертым дыханием произнесут: «Это настоящий дьявол, его просто невозможно сбить!»
Пляску дьявола я начал резко и решительно. Мама моя, что я творил! Связки фигур высшего пилотажа следовали одна за другой. В меня не то, что невозможно было попасть, за мной сложно было проследить. Закончилось представление уже на российской территории. Может мне показалось, но как говорил лучший воздушный ас советского кинематографа капитан Титоренко, он же Маэстро: и небо тут голубее, и земля зеленее… Даже воздух в кислородной маске стал хмельной и сладкий. Этот пьянящий воздух свободы!!!
Визг системы предупреждения об облучении прозвучал как гром среди ясного неба. Радиолокационный луч! В меня железной хваткой вцепилась неизвестная станция слежения. Нет, это не Хватов. На штурмовиках нет локаторов. Это с земли – услужливая электроника мигом подсказала пеленг радиолокационной станции. Это русские.
Черт, я и не предполагал, что их точки так близко к границе. Плохо, очень плохо. У грузинов тоже есть «Су-25». А учитывая нынешнюю, весьма напряженную политическую обстановку, россияне долбанут по нарушителю даже не потрудившись установить радиоконтакт. Боевой самолет, нагло рвущийся через границу, это вам не шутка!
Нужно связаться! Немедленно связаться! Я потянулся к радиостанции, но вместо того, чтобы переключится на нужную частоту, резко отдернул ладонь. Поздно! Я почувствовал это, как кошки чувствуют землетрясение. Нутром, подкоркой головного мозга, телепатическим контактом или еще бог знает чем. Обеими руками вцепившись в ручку управления, я бросил самолет в какой-то немыслимый вираж. Бешеная перегрузка. Мне показалось, что «Сухой» даже застонал. А может это не от тяжести, выламывающей широкие крылья, может это от кровоточащих ран, которыми вдруг покрылось его сильное, расписанное камуфляжем тело? Прости, друг, не успел я… Подранили тебя. Зенитки они, заразы, умные, как вцепятся…
Небо вокруг пылало от росчерков зенитных снарядов. Воздух песочило как минимум две установки, и жив я оставался только благодаря бешеной скорости и сложной для наведения траектории. Но долго так продолжаться не может. Электроника высчитает оптимальные параметры огня и прикончит меня. А если внизу «Тунгуски», то в спину мне отправятся еще и ракеты. Тянуть не стал, врубил помехи и пулей кинулся назад, туда, откуда пришел.
– С возвращением, семерка, – слова Хватова стали голосом из прошлого. – Как они тебя, а? Граница на замке. – Майор говорил без всякого злорадства, даже наоборот с сочувствием и сожалением.
– Сам виноват. Следовало сперва предупредить.
– Не поверят. Тут, знаешь, сколько уже всего было…
– Знаю.
Я заметил что снова лечу в окружении трех «Сухих». Хватов шел слева, а Петрик и Доценко справа и чуть позади. Вот я и снова в Грузии, а что дальше?
– Черт с тобой, пошли на базу, – Хватов повторил прежнее предложение. Только сделал он это как-то уж очень вымученно и неуверенно, а под конец добавил, – хотя на твоем месте…
То, что не досказал майор, я прекрасно понял. К моим преступлениям добавился еще один смертный грех – измена родине, отягощенная попыткой угона боевого самолета за границу. Ни силен я в юриспруденции, но на мой взгляд обвинение серьезнее некуда. Хотя если честно, мне совсем не было страшно. Мне было все равно. Внутри сгорел какой-то невидимый предохранитель, и все чувства и эмоции как отрезало. Только одна бесконечная пустота… и усталость. Сейчас бы забыться и уснуть. Мне так хорошо в этом высоком синем небе. Здесь я свой. Здесь все просто и понятно. Законы полета – вечные и неизменные. Заучи один раз и они не подведут до конца твоих дней. С людьми же совсем по-другому. Наш мир изменчив и взбалмошен. То, что казалось понятным, правильным и незыблемым, может вмиг превратиться в бесполезный, никому не нужный хлам. Понятия честь, совесть, долг, Родина вроде как и остаются, но только со временем почему-то приобретают некоторый нездоровый оттенок, словно пылью покрываются. Если честь, то не такая, что пулю в висок. Если совесть, то она может и помолчать. Если Родина, то какая из двух или даже трех.
Ну, а как же быть, если ты не можешь или не хочешь меняться? Если правила для тебя устанавливаются один раз и на всю жизнь? Ответ напрашивается сам собой. Ответ простой и очевидный, прагматичный и жестокий – с этим миром, старик, тебе, увы, не по пути.
Я обессилено обмяк в пилотском кресле, содрал с лица раздражавшую дыхательную маску, а затем слегка прибавил скорости.
– Толя, слышишь меня?
Хватов буркнул что-то нечленораздельное, давая понять, что слышит.
– Я отойду на пару километров. Потом стреляй или лучше бей ракетой. Смотрите, сами не угодите под мои обломки.
Хватов несколько секунд молчал. В эфире слышались лишь непонятные булькающие звуки, похожие то ли на всхлипы, то ли на вздохи.
– Витя, ты вряд ли умрешь сразу, – наконец прохрипел он севшим голосом.
Да, об этом я не подумал. Ракета развалит самолет, уцелеет лишь кабина. Катапультироваться я не захочу, а значит, внутри бронированного гроба мне предстоят жуткие мгновения беспорядочного падения, наполненные безумьем и ужасом. Это первое. Ну, а второе… второе – лукавит майор. Просто не хочет брать грех на душу. Я понял, он и раньше-то стрелял совсем не по мне. Так, палил куда попало, в белый свет как в копеечку.
Что ж, если хочешь что-то сделать, сделай это сам. Я глянул по сторонам. Горы спокойно и величественно плыли под крыльями самолета. Они были поддернуты дымкой первых сумерек, от чего казались слегка расплывчатыми, словно написанными акварелью по мокрой бумаге. Вершины самых высоких цепляли заходящее солнце, от чего они и сами обзавелись сияющими огненными ореолами. Красота! Люблю я горы. Жаль, что по большей части глядел на них сверху через толстое бронестекло пилотской кабины. А, может, стоило заняться альпинизмом? Чтобы взобраться на самую высокую вершину. Я бы сидел там, и весь мир был бы у моих ног.
Когда сияющий золотом горный пик вырос прямо по курсу, я не отвернул. Выкрикнул «Прощайте, мужики!» и выжал из двигателей полную мощность. За миг до удара я закрыл глаза и подумал «Этот дрянной старый сон… Говорил же, денек сегодня будет ни к черту».
