— Он увидел тебя в постели. Ты принесла мне внука.
— А отца он не видел? — Дехайнва не могла удержать улыбку.
Напряжение возросло. Почтительная, раболепная тетка запричитала:
— Да послушай же, что тебе говорит мать! И что она только не вынесла ради своих детей. Ты должна ее слушать, для собственного же блага.
— Так ты мне не скажешь, кто отец моего ребенка?
Мать приготовилась к сражению. В этом и была цель ее ночного визита.
— Он не сказал. Но я слыхала, что ты встречаешься с северянином.
— Нас это очень встревожило, — вмешалась тетка.
— Что, в городе мало мужчин, а? Разве нельзя найти порядочного, красивого человека, а не гулять с гамбари? Ты знаешь, что подумают люди, узнав, что ты гуляешь с гамбари?
— Мама, не слушай сплетен. Когда тебе будут про меня говорить, скажи, чтобы не совали нос не в свое дело.
Тетка разинула рот.
— Что говорит наша девочка? Да люди ведь говорят лишь из любви к твоей матери!
— С кем я встречаюсь, касается только меня.
— Нет, не только тебя. И ты не можешь встречаться с кем попало, если ты моя дочь. Это касается и меня. Разве я не работала, как рабыня, чтобы послать тебя в Англию? Разве я не отказывала себе во всем, чтобы ты заняла хорошее место в жизни? Я старалась не для того, чтобы у меня был внук хауса.
— Мама...
— Отец твой для тебя пальцем не пошевелил. Он отправил всех сыновей в Англию, но когда дошло до тебя, помнишь, что он сказал? Так как ты можешь? Сиси, напомни ей, что сказал отец. Это не секрет, об этом знает весь город.
Тетка кивнула.
— Он сказал, что не хочет посылать в Англию девушку, которая там через три месяца забеременеет.
— Его слова. У меня была только торговля, и то я отправила тебя на учение.
Мало-помалу Дехайнва выходила из себя. Знакомые безнадежные разговоры.
— Ладно, мама, договорились. Я коплю деньги. Как смогу, отдам тебе долг сполна. Раньше, чем выйду замуж.
Слезы, слезы от неблагодарности, от отвергнутой жертвы. Раскаяние, примирение, приступ любви, уступка.
— Только не думай, что я собираюсь замуж.
Опять ошибка.
— Как ты не понимаешь, я для твоего же блага. Мы живем только ради детей. Бог для этого нас и щадит.
Напряжение ослабло, все плакали, блаженно и горько. Как несколько месяцев назад, когда Дехайнва шутя сказала:
— Мама, тебе не надо являться ко мне за полночь. А вдруг у меня мужчина?
Слезы тотчас же замерзли, и тягучая недоверчивость сменила краткое примирение.
— Что ты сказала?
Взволнованно исправляя ошибку, готовая на любые жертвы ради умиротворения:
— Что ты, мама, я пошутила.
— Я слышала. Я слышала, что ты сказала. Ты не шутила. А если бы и вправду у тебя оказался мужчина? Ах, что за жизнь ты себе готовишь! Боже милостивый, какая у меня дочь! Если бы я у тебя ночью встретила мужчину, я бы дала ему понять, что моя семья из рода комолола. Мужчина — у тебя ночью! Я бы ославила его перед всем светом.,.
Но сегодня соблюдались приличия. По молчаливому уговору Саго не существовало. Он был заперт в спальне, как грязное белье, и никому не мозолил глаза. Конечно, мать про него не забыла, и тетка гадала, не полагается ли ей распахнуть дверь. Она привыкла быть послушной собакой, но в такие минуты и ей было не по себе. Что это, замирение или начало битвы? Она добирала с тарелки последние крошки и старалась ни на кого не смотреть. А Дехайнва готовилась к решительному разрыву, ей невтерпеж были ночные приезды матери с тетками — с любовью, с прозрачными намеками, неискренним горем и, по сути дела, кровавой жестокостью.
Моника Фашеи не могла не нарушить приличия. И перед входом в посольство муж придирчиво оглядел ее. Он удовлетворенно кивнул и подтянул свой галстук. Улыбнувшись, он равнодушно поцеловал ее в лоб.
— А теперь надень перчатки.
— Какие перчатки?
Фашеи подумал, что она шутит, Моника же была уверена, что шутит муж.
— Ну-ну, надевай перчатки,
— Перестань меня дразнить. Кто в Нигерии носит перчатки?
Фашеи больше не шутил. Он выхватил у нее сумочку и убедился, что перчаток там нет.
— Ты что, их не захватила?
— О чем ты?
— Разумеется, о перчатках. О чем же еще?
— Но у меня нет перчаток. Я все раздарила, когда приехала сюда.
— То было два года назад. Я говорю о перчатках, которые ты купила для сегодняшнего приема.
— Я их не покупала. Айо, что это значит?
— Что это значит? Это я тебя должен спрашивать, что это значит. Разве неделю назад я не принес тебе приглашение?
— Да, но...
— Дорогая моя, я дал тебе чек на пятнадцать фунтов, чтобы ты была готова к приему.
— Я думала, ты хотел, чтобы я купила новое платье.
— Как ты могла забыть о перчатках?
— Ты ничего не сказал о перчатках.
— Разве надо о них говорить? В приглашении все было сказано. Вечерний костюм и белый галстук. — Он извлек из кармана конверт и сунул карточку под нос жене. — Читай! Читай!
Моника прочитала последнюю строчку.
— Но, Айо, здесь сказано только про тех, кого будут представлять. Нас ведь не будут.
— Почему не будут?
— Ты мне не сказал. Я не знала.
— Не знала! Да я добивался этого две недели, а ты говоришь, что не знала! Зачем вообще идти сюда, как не ради такой чести?
— Прости, — сказала Моника, — мне и в голову не пришло..
— Ничего тебе в голову не приходит!
Банделе и Кола, вышедшие подышать, оказались невольными свидетелями семейной сцены.
— Ты их знаешь?
— Это Айо Фашеи из университетской клиники.
Акценты тем временем переместились.
— Ты сама должна была что-то соображать, — говорил Фашеи. — Даже если бы нас не представляли, ты же знала, что будут присутствовать их превосходительства.
— Прости.
— Дорогая моя, если бы на приеме в саду присутствовала королева, ты бы тоже пришла без перчаток?
— Я же говорю, прости. Прости меня, Айо, Лучше я пойду домой.
— Нет, скажи мне, на прием к королеве ты бы тоже пришла без перчаток?
