— Староста погребального братства?
— Да, да, реб Калмен Верзила.
— А я знаю? Я в общественные дела не вмешиваюсь… пускай сами бьются головой об стену!
— Что вы на это скажете? Он не вмешивается в общественные дела!.. Дожили! А?
— Я думаю, к чему нам эти пустые споры? Скажите лучше, дадут немного денег?
— Что вы называете деньгами?
— Сколько денег? Деньги деньгам рознь!
— Я думаю, мешков десять…
— Почему не двадцать, скажите, пожалуйста?
— Двадцать тысяч рублей? Боже мой! Что мы будем делать с такой суммой?
— Пропади ты пропадом, дурень несчастный! Как вам нравится эта напасть?
— Скажу вам по правде, двадцать тысяч — не так уж страшно! Не такая уж беда! А почему бы и нет? Немножко меньше достанется наследничкам! Тоже горе!
— Ничего, он достаточно накопил!
— Да, деньги он нажил честно!
— Чужими руками!
— Еврейская кровь на этих деньгах!
— Тише, что там за крики?
— Где? В доме? Вероятно, уже выносят? Нет! Мне кажется, что это голос Гецла.
— Какого Гецла?
— Портного Гецла.
— Чего он хочет, этот скандалист! Всюду суется!
— Портняшка! Нахал! Кто его не знает?
— Вот как? Вы не можете ему этого простить? Стоит только нашему брату слово сказать, как вас черт за душу хватает! Едва заговорил портной, у вас уже и голова болит! Я тоже портной и совсем не стыжусь своей профессии! Лишь бы не бездельник, не кровопийца, не ханжа! Черт вас подери, почему не поживиться здесь. Много ли у нас таких реб Сендеров? Почему не урвать хоть что-нибудь для портновской синагоги? Обжоры! Пьяницы! Негодяи!
— Нечего сказать, нарвались на комплименты!
— Что там за крик?
— Это кричит носильщик. Он требует тридцать тысяч! Тридцать тысяч, и только!
— Тридцать! Сорок! Тридцать!
— Сорок! Сорок!
— Чего сорок?
— Сорок тысяч рублей!
— Сорок! Сорок! Сорок!
— Кричите, ребята, сорок!
— Сорок! Сорок! Сорок!
— Ну, я вас спрашиваю, реб Калмен, вы же честный человек: как же может быть, чтоб вы сказали такое?..
— А что я говорю? Разве я что-нибудь говорю? В чем вы меня подозреваете, реб Хаим? Ваш отец, да продлит господь его жизнь, бог — великий кудесник, но если, не приведи господь, пусть минет нас такая минута, ваш отец закроет глаза, дом разнесут! Вы видите? Посмотрите, пожалуйста, в окно, какая толпа собралась!
— Чего же вы хотите, реб Калмен?
— Чего я хочу? А чего я могу хотеть? Я ничего не хочу! По мне пусть будет так, как вы хотите! Я вам, поверьте, лучший друг. А с вашим отцом я, знаете, в самых лучших отношениях! Любая услуга, любая нужда… В этом случае я думаю о вашей пользе. Вы должны соблюсти приличия и удовлетворить народ. Все-таки, как говорится, капитал!.. Первый богач в городе!.. И зачем мы станем обманывать самих себя? Ваш отец, конечно, был порядочный человек, честный человек… Если он жив еще, пусть бог продлит его жизнь… А если нет, да простит он меня… но все-таки он не выполнил своего долга перед городом! Подобало бы поэтому, чтоб вы, его наследник, старший сын… как это сказать…
— Что вы имеете против нас, реб Калмен, господь с вами? Отец действительно плох, но ведь он не умер, он еще жив! Разве это не злодейство? Я вас спрашиваю, реб Калмен? Бога вы не боитесь!..
— Э, реб Хаим, вы должны со мной иначе разговаривать! Кто виноват? Сами виноваты!.. Вы подняли крик: «Евреи, спасайте!» Вот народ понемножечку и собрался… Люди слышат такой плач… видят, все бегут, все кричат: «Умер! Умер!» Спросили у врача, он говорит: «Плохо! Плохо!» Ваш слуга сказал: «Конец! Кончено!» А тут родные плачут. Ну что ж, ведь это евреи, вот они и сбежались. Ваш отец все-таки, как говорится… И попробуйте только сказать народу, что он еще не умер. Разве вам поверят? Слишком поздно!.. Вон идут погребальщики. Ну-ка, подите-ка поговорите с ними! Нахалы, кто посылал за вами? Вон, пьянчужки, батьке вашему так-перетак!
— Ой, гром меня разрази! Зелда, вы слышите плач? Вы слышите, как хозяйка воет? Горе мне! Златка, не иначе, он кончился! Боже мой! Нет уже моего хозяина! Малка! Златка! Бегите наверх, узнайте у Фройки, горе мое великое!
— Вон бежит Фройка!
— Где? Что он несет? Какой-то узел?
— Фройка-сердце, что слышно? Уже или еще нет? Фройка! Что ты молчишь? Говори! Уже или еще нет?
— Уже… Еще нет… Как это вам нравится? Хайло раскрыла! Провалитесь вы все! Пропадите пропадом! Хорошенькая благодарность! Служил, служил, и хоть бы мне в руку плюнули… Хоть бы верхнюю рубаху, хоть бы старый жилет! Пропадите вы все с вашей хозяйкой вместе! Увидела у меня ключи, и тут же забрала… Прослужил семь лет — нитки не тронул, что же я теперь, заберусь в шкаф, что ли? Чтоб вам ноги переломало! Работай весь день и ночь как проклятый, ни минуты покоя! И что же? Чтоб вы сгорели! Велика беда, если б Фройка получил еще одну куртку или пару штиблет?.. А часы? Кто теперь без часов? Каждая дрянь носит часы, — на, смотри, полюбуйся на меня! А Фройке не нужно! Фройке ничего не нужно! Фройка должен служить каждому, как собака, и все… Сапоги чисть, на стол накрывай, на побегушках бегай, письма носи, туда иди, там стой — тьфу на вас всех! Зелда, ложки! Давайте сюда ложки!
— Какие ложки? Что ты привязался?
— А ну-ка, серебряные ложки! Дюжину ложек! Давайте-ка сюда, прошу прощения, серебряные ложки. Зелда, скорее, скорее!
— Ой, венец головы моей, мой Сендер! На кого ты меня покидаешь? В тридцать девять лет вдова, — где это слыхано?
— Не плачьте, мамаша! Господь — отец наш, и свекор еще, может, выживет!
— Ой, не говори этого, Сонечка, не говори! Ты не видела его этой ночью, Сонечка. Совсем уже не тот Сендер!
— Вот послушаем, что скажет доктор, мамаша! Доктор там?
— Ой, чем может помочь доктор, Сонечка, когда я так грешна перед богом и так несчастна, так одинока и несчастна?..
— Ой, такой брат, один-единственный брат, как один глаз! Детки, молите бога, нашего великого, доброго, всемогущего бога, он все может, он может и мертвого воскресить! Ой, мой дорогой Сендер! Помнишь ли ты, как дорога была тебе Добриш, твоя единственная сестра? Помнишь ли, мой Сендер, как добра, как преданна я была, когда у тебя, не про наши дни будь сказано, дела шли не так хорошо, и я, Сендер, помогала тебе всем, чем только могла?! И ты обещал мне, если только бог пошлет тебе немного счастья, отблагодарить меня наилучшим образом?! И вот теперь, Сендер, ты, оказывается, забыл свою единственную сестру Добриш, преданную тебе, может быть, больше, чем другие, да простит тебя господь, как я прощаю мою обиду, Сендер! Твои дорогие детки, наверное, не оставят меня на старости лет, и кто-
