— Как насчет вашего жеста доброй воли? — спросил он.
Она немного поколебалась.
— Наше Общество не так богато, как нам хотелось бы. Поэтому Брандау — после того как Форстер сделал свое предложение — разыскал одного мецената, и тот дает деньги. Древности станут его собственностью, но в виде долгосрочной аренды отойдут музею.
— Хорошо, что у вас снова есть меценат. Второй Саймон?
— Вы не представляете, как это делается в наше время. Нас поддерживают частные лица и предприятия, но этого никогда не бывает достаточно. Вы хоть знаете, во что обходится культура?
— Теперь я понимаю, откуда у вас так быстро нашлись наличные. А то меня мучили подозрения. И кто же он?
— Один издатель. Человек, приближенный к церкви.
— А, тогда Брандау — его шпион. Теперь я понимаю, — Крис довольно ухмыльнулся.
— У этого человека особый интерес к находкам в Передней Азии. Он поддерживает нас, Лувр и Британский музей. Он как безумный гоняется за всеми новыми археологическими находками и за результатами исследований.
— А там все еще копают?
— Еще как. Сейчас это очень опасно, но по нашему заданию копали целые десятилетия — с перерывами.
— А почему этот человек так гоняется за находками?
— Он очень верующий. Издает церковную литературу и является, насколько мне известно, членом одного церковного ордена.
— Может, он и стоял за нападением?
— Ну и мысли у вас. — Рамона Зельнер покачала головой: — Как может человек давать деньги и тут же нападать на нас?
Крис выехал с парковки. Они пережидали здесь больше часа.
— Сейчас я покажу вам все таблички. Едем в Вильмерсдорф.
Улица неожиданно оказалась очень оживленной, люди наслаждались теплым вечером и заполнили пивные и кафе.
— О, какая тут бурная жизнь.
— Ораниенбургская улица. Впереди на перекрестке поезжайте сначала направо, потом опять налево.
— И куда мы приедем?
— К новому Вавилону этого города.
Он следовал ее маршрутным указаниям.
— А вы точно изучили фрагменты текста?
— Разумеется, — Рамона Зельнер с недоумением уставилась на Криса.
— Тогда расскажите мне что-нибудь и про кости. Что говорил про них Форстер? Что о них сказано в текстах?
Профессорша весело рассмеялась:
— Кости? Про кости я не знаю ничего. Впервые о них слышу.
— Может, в переводе что-нибудь написано про кости?
Она долго размышляла.
— Верно… Навуходоносор упоминает на своих табличках — если содержание копии верно, — что он завоевал Киш и перевез в Вавилон святыни из большого храма Нинурты в Кише. Якобы он снова объединил государство и взял с собой кости пастуха из храма Нинурты.
— Кто такой Нинурта?
Крис вздрогнул и дико засигналил, когда на узком — из-за ремонта — участке Шоссештрассе его стремительно обогнала машина. Рамона Зельнер подождала с ответом, пока он не перестал ругаться.
— Нинурта был городским богом в Кише, так же, как Мардук был городским богом в Вавилоне. Тогдашний мир богов был многообразен и велик. На все был свой отдельный бог. С другой стороны, один бог объединял в себе многое. Нинурта в пантеоне шумерской истории — бог города, бог войны, бог плодородия, бог растительности, сын бога ветра, сын Энлиля, советник богов. Другие источники свидетельствуют, что в нем растворился Забаба, городской бог Киша. Нинурта после Потопа привел царство в Киш. Так написано на одной из табличек.
— А кто был пастух, о котором говорит Навуходоносор?
— Может, царь. Был один с таким прозвищем, он якобы впервые объединил шумерское царство. Но, может быть, имеется в виду жрец. Ведь это слово и сегодня является синонимом личности, которая в переносном смысле пасет, оберегает паству. В ранние времена должность пастуха была почетной и важной. В преданиях с этим понятием связана целая галерея поэтических образов. Пастухи вели кочевую жизнь; они сопровождали стада, зачастую очень далеко от населенных мест, по скудным полям, и отвечали за поголовье стада. — Она смолкла.
— Рассказывайте дальше. Я слушаю.
— Именно по этим причинам таблички и представляют такой интерес. До сих пор еще не было текстов, которые происходили бы из времен непосредственно после Потопа. Известные до сих пор записи датируются намного более поздним временем — периодом Урука.
— А что, такие кости могли бы представлять собой ценность? Кости царя или этого бога… как его, Нинурты?
Рамона Зельнер громко рассмеялась:
— Ценность? Смотря для кого. Как вы думаете, сколько костей было извлечено на свет божий при раскопках в Хорсабаде, Сузах, Вавилоне или Уруке? Да каждая могила, которую вскрывали, была полна костей. И каждая из найденных костей ценна — особенно когда ты коллекционер реликвий. Есть люди, которые приписывают костям магическую силу. Но в это уж надо действительно верить, — она снова рассмеялась. — Но вот кости бога были бы действительно интересны. Поскольку таковые пока что вряд ли есть.
— Католическая церковь — вот лучший пример…
— Ага. — Она насмешливо взглянула на Криса: — Католическая церковь кишмя кишит реликвиями, там поклоняются ногтям с ног святых, гвоздям распятия, клочкам шерсти с монашеских ряс, щепкам якобы с креста Господня. На мой взгляд, это особая форма фетишизма.
— Хорошо, что ваш священник этого не слышит, — Крис хмыкнул. — Значит, вы хотите сказать…
— Ничего я не хочу сказать. Если есть кости, мы определим их возраст. После этого мы сможем их выставить и скажем при этом, что они, возможно, принадлежат царю или шумерскому богу. Если вы посетите Музей Передней Азии, вы увидите, что мы уже сейчас выставляем там целую гробницу.
Она смолкла, когда слева перед ними в красных лучах закатного солнца возник колосс. С востока на запад на триста метров протянулась стеклянная крыша нового берлинского Главного вокзала. Солнце дробилось на десятках тысяч выкроенных по единой мерке стекол.
— Видите это? — сказала Рамона Зельнер, указывая на четыре стальные опоры, вздымающиеся метров на семьдесят вверх. — Наш Вавилон. Наше столпотворение. Стальные опоры держат две офисные башни, которые поначалу строятся вертикально в виде стального и бетонного скелета, а потом будут наподобие подъемного моста опущены над железнодорожными путями. Стальные тросы должны быть толщиной тридцать сантиметров. Такого еще никогда не бывало. Просто невероятно.
— Гигантомания и расточительство, вы хотите сказать?
— Миллиарды. Одно только строительство вокзала обойдется в семьсот миллионов, а запланировано было двести пятьдесят.
Крис лишь мельком глянул на стройку, где возвышались две офисные башни, которые позднее лягут поперек стеклянной крыши.
— Впереди перекресток. Дорога налево ведет к правительственному кварталу и Тиргартену. А потом — на Вильмерсдорф, — сказала она, и он стал выезжать на поворотную полосу.
Справа мимо них с ревом проносился «Форд-Мондео». Машина ускорилась, и ее вдруг занесло.
