очевидец», чтобы добавить статье солидности. Блейку пришлось сломя голову нестись в выпускающий отдел и вычеркивать лишнее прямо перед отправкой в печать.
Очевидцев случившегося было всего ничего, так что, если бы он не изменил текст, то в понедельник, когда журнал попадет на прилавки, ему пришлось бы прятаться от собственного телефона, а потом составлять письмо с извинениями информатору (модному дизайнеру, который серьезно рисковал тем, что фотогеничная дочь политика никогда больше не появится на его показе и не сядет в первый ряд). В извинительное письмо пришлось бы напихать потоки лести и шквал обещаний упомянуть в статьях, опубликовать фотографии, не подставлять впредь и т. п. А то еще, чего доброго, он бы случайно снял телефонную трубку, и тогда ему пришлось бы выслушать крики, вытерпеть потоки дерьма и просьбы. Иногда он терпел подобное, но когда информатором оказывается агент или издатель, становился жестким — ведь они нуждаются в Блейке больше, чем он в них.
«Я не могу повернуть время вспять, что напечатано, то напечатано, — обычно отвечал он. — Но обещаю, что ты в накладе не останешься».
И, уж будьте уверены, они вспомнят об этом обещании, когда появится какая-нибудь ерунда, о которой надо раструбить на весь город или, наоборот, умолчать. Однако иногда информаторы перебегают в стан врага, и приходится читать о событиях и фактах, которые от тебя ускользнули, в колонке конкурента. Блейк так давно занимается слухами, что, читая светские хроники, может безошибочно определить, кто и кому сливает информацию. Свой материал о Принце Голливуда Робин выжала из безумной бывшей пассии актера, обед с которой и потоки изливаемой ею брани могла вынести только Робин. Тим наверняка сейчас в ярости.
Блейк уже на сорок пять минут опоздал на ужин к отцу и, тем не менее, еще раз пробежался по списку приглашений на следующую неделю, а заодно ждал, пока судафед прочистит его забитый нос — каждый раз, когда Блейк во время обеда шмыгал носом, отец был готов испепелить его взглядом.
Он попросил менеджера по проверке информации Элисон Уайт (она симпатична ему больше других) разобрать приглашения по дням, разложить по надлежащим папочкам и разрешил respondez, s'il vous plait[9] на понравившиеся ей мероприятия, которыми чаще всего оказываются скучнейшие книжные презентации или литературные чтения. В его настольном календаре не хватало места, чтобы записать все приемы, а уж тем более чтобы перечислить всех гостей, издателей или агентов, которым, чтобы получить пакет с подарками перед приемом (это позволяет не таскаться с ним всю ночь, если вдруг среди подарков окажется нечто ценное), надо позвонить.
Приглашение на сегодняшний вечер в «Бергдорф» он смял. С каких это пор издают книги об аксессуарах? В тексте приглашения перечислен длинный список членов организационного комитета, которые обожают лицезреть свои имена в печати, пусть даже в разосланных буклетах. Например, Кортни и Эдвард Шафферы постоянно зовут его на свои приемы и ежегодно присылают подарочные наборы с продукцией своей компании (которые достаются швейцару и горничной Блейка). Шафферы — одна из нью-йоркских пар, утверждающая, что им каждый вечер надо быть на приемах и маячить перед объективами фотокамер «ради бизнеса», но на самом деле эти двое просто не могут находиться наедине друг с другом. Они делают вид, что не задерживаются на мероприятиях после одиннадцати вечера, потому что надо ехать к сыну, а в действительности возвращаются домой, чтобы отдохнуть перед завтрашней фотосессией. Более того, они знают, что фотографы не задерживаются дольше, чем на час после приезда всех гостей.
Сегодня в благодарность за то, что Блейк опубликовал в своей колонке фото Кортни Шаффер, она прислала ему белую орхидею. Он отправил ей записку с благодарностью, а пакет с цветком в горшке собрался отнести Бетани.
— Она позвонит флористу и узнает, что ты его не покупал, — сказала дотошная до мелочей Элисон в конце дня, проходя мимо его стола.
— Ценная мысль, — ответил он и содрал наклейку с именем и телефоном флориста с целлофановой упаковки. — Спасибо.
И вот он опоздал почти на час, что грозило обернуться скандалом, особенно если он начнет оправдываться историей с актером Виктором Голлем. Вообще- то у отца есть пара знаменитых друзей, но Голля нет в их числе. Отец дружит с такими, как Дэн Эйкройд и Майкл Дуглас, — людьми, которые готовы присутствовать на благотворительных приемах-аукционах в «Уолдорфе», чтобы собрать средства на борьбу с раком, болезнью Альцгеймера или какой-нибудь другой модной хворью. Своим друзьям отец рассказывает, что его сын — журналист в «Манхэттен мэгэзин», но слова «слухи» не произносит — словно Блейк пишет штатные новостные статьи.
Уже подъехав на угол Пятой авеню и Семьдесят четвертой улицы, к дому отца, Блейк чуть было не смалодушничал и не приказал водителю ехать дальше. Куда бы лучше найти уютную скамейку в парке и заказать доставку блюд из китайского ресторанчика! Съесть бесстыдно разваренной жирной лапши и ребрышек… Он глубоко вздохнул. По крайней мере, Бетани уже там и отвлечет внимание от его персоны. Вот один из плюсов наличия постоянной подружки.
Орхидею Блейк оставил у швейцара и попытался завести разговор с одетым в униформу лифтером, чья работа состояла исключительно в том, чтобы нажимать на кнопки, словно это ниже достоинства жильцов дома.
— Жаркое в этом году лето, — сказал Блейк, хотя лето в действительности ничем не отличалось от любого другого.
— Да, хорошее. — Похоже, лифтер привычно отвечает так всем жильцам.
«Наверное, он меня ненавидит», — подумал Блейк.
Лифт поднялся на восьмой этаж, прямо в прихожую отцовской квартиры. Огромное новое зеркало в форме молнии, установленное здесь — возможно, самое ужасное приобретение отца, сделанное по настоянию Линдси. Она все время упрашивает его покупать мебель в стиле 1960-х годов, потому что без ума от этого стиля. У нее множество винтажных платьев и сумочек, и Блейк теряется в догадках — что же такого важного случилось с ней в те годы, раз уж она так старается вернуть их.
Блейк попытался привести себя в более презентабельный вид. Сложил платок в идеальный квадрат и засунул в карман, отбросил с глаз волосы и пригладил. Хорошо бы пойти в ванную комнату, освежить лицо и вымыть руки — смыть суету дня сдачи материалов в печать, избавиться от воспоминаний об обеде, смыть пятна чернил и запах пота, но он понятия не имел, где на этом этаже расположена ванная. Этот двухуровневый пентхаус за одиннадцать миллионов долларов отец приобрел только в прошлом году, когда, в конце концов, женился на тридцатипятилетней декораторше Линдси. Блейк был уверен, что она продумала все детали этой квартиры — особенно студию для занятий йогой (сам отец всегда говорил, что йога — «развлечение бездельников»).
До связи с Линдси его отец ценил шарм и уют мира пятидесятых годов прошлого века — книжные полки темного дерева, тяжелые красные бархатные портьеры и антикварные подсвечники. Сейчас его окружают вещи лощеные и модерновые, множество острых углов и ярких цветовых пятен: Линдси каким-то образом убедила его в том, что в новом браке следует попробовать и новый декор.
В гостиной около двадцати человек пили коктейли. Блейк пристроился к барной стойке, чувствуя себя чужаком. Он даже не понимал, о чем они все говорят, словно смотрел фильм на незнакомом языке без субтитров. Он не был уверен, что сумеет поддержать беседу о чем-либо, кроме знаменитостей и подробностей их жизни. Краем уха он слышал, как двое отцовских приятелей обсуждают понравившийся им новый голливудский блокбастер, и чувствовал, что впадает в тоску. Он больше не способен отделить искусство от жизни, и это сильно мешало отдохнуть и расслабиться. Ни одна новая книга, ни одна премьера кинофильма или театральной пьесы, ни одно открытие ресторана не обходились без тайных событий.
Он залпом допил скотч и заметил Бетани — она описывала одному из новых клиентов Линдси свежую весеннюю коллекцию Каролины Эррера. Бетани встретилась с Блейком взглядом и машет ему, однако разговора не прервала.
Блейк почувствовал себя обязанным извиниться за опоздание.
— Мне пришлось задержаться, потому что сроки подачи материалов в печать поджимали, — подойдя к отцу, стоящему с двумя друзьями по гольфу и обменивающемуся с ними байками о побитии рекордов «Лиги Плюща», произнес он. Отец, как обычно, облачен, словно в униформу, в черный костюм, белую рубашку и галстук от «Гермес».
— Недавнее приобретение? — спросил Блейк, увидев на стене коллаж Джима Дайна, больше всего
