Цивилизация классической Европы

предшествовал завещанию, которое вновь открывшимся обстоятельством обеспечивало разделение двух корон. Принятие завещания обеспечит старому королю, по крайней мере, страстную преданность Кастилии. Крестьянская милиция Франции и нерушимая верность народа Кастилии — два фактора, которые в разгар драмы спасут две великие державы от пучины.

Если Людовик XIV совершал ошибки, то потом, а не прежде. Но устремленный к Америке запад Франции толкал его на это. Поспешное взятие под защиту Нидерландов, натиск на Мальвинские острова в Южных морях на новом пути через мыс Горн, беспорядочная деятельность французских торговых колоний в Кадисе и во всей Испании, оплошность, которая, казалось, сохранила права герцога Анжуйского, Филиппа V, на французскую корону. Поспешное признание претендента Стюарта (сентябрь 1701 года) стало оскорблением протестантской Англии. Но это не был casus belli. В тот момент свершилось зло. Всего-навсего ответ на великий альянс, который как раз завязывался между морскими державами и империей.

В Атлантике испанская Carrera была разбита. Открытое море досталось англичанам, серебро галионов потекло в Виго, Гибралтар был взят внезапно в 1704 году, связь с Америкой обеспечивалась одним лишь мальвинским маршрутом, что возбуждало подозрения с испанской стороны. Периферийная Испания столь же однозначно была на стороне эрцгерцога, как Кастилия — на стороне Филиппа, взятая в клещи вражескими экспедиционными корпусами вслед за Португалией и Каталонией. Быстро потерянная Италия, Франция, вымотанная войной и защитой ранее осажденной Испании. Но милиция усилила армию, а падавшие одно за другим укрепления Вобана истощили противника, а Кастилия при короле, которого ее хотели лишить, заслонила с французской помощью Вильявисьосу (1710) — и победителем вышел в конечном счете Филипп. Наконец, смерть Иосифа I в 1711 году сделала эрцгерцога императором и королем, что было более опасным для морских держав, чем ослабленная Франция, отделенная от Испании, сведенной к Америке и полуострову. Момент временного умиротворения голландцев (реванш за 1672—1673-й и за драгонады),удобный, чтобы потребовать невозможного (война французов против Филиппа V), и Франция к концу ужасной зимы 1709 года капитулировала бы. Война за испанское наследство, династическая на первый взгляд, была первой национальной войной в Европе. Отсюда ее масштабы и ожесточенность.

Немилость Мальборо, иначе говоря, ударной силы партии вигов, ожесточенной против Франции, и выход англичан из борьбы позволили Виллару при Денене (1712) сорвать планы принца Евгения.

От Утрехтского мира до Раштаттского (1713–1714) — самый долгий дипломатический сезон классической Европы после Вестфальского мира, заложивший территориальные основы Европы XVIII века.

Глава IV СОВМЕСТНОЕ ГОСПОДСТВО

От Лондонских предварительных переговоров (8 октября 1711 года) до Договора о границах (15 ноября 1715 года),[61] когда во Франции уже правил регент, между европейскими державами было подписано 14 конвенций по принципиальным вопросам. Обеспеченное ими равновесие сохранялось в основном на всем протяжении XVIII века. Утрехтские договоры обозначили переход от французского преобладания к преобладанию английскому. Вот уж что соответствовало действительности только в самых общих чертах. В 1730 году Франция насчитывала 20 млн. жителей, Британские острова — 6 млн. Локк был бы неизвестен на континенте без прекрасного перевода Коста; Франция сумела в 1-й пол. XVIII века получить за морями часть, которую она потеряла в 50-е годы, — лучшую, нежели Англия, а британский душевой доход не превышал и 15–20 % среднего дохода наиболее благополучного государства континента — Франции. Итак, не будем торопиться. Англия вигов Георга I не использовала всех преимуществ удачи 1711 года, совсем как Франция Людовика XIV — своих рискованных приобретений. Более чем полвека английского преобладания 1-й пол. XVIII века были полувеком совместного господства. Франции принадлежала лучшая часть на континенте; Англии — море и, после долгой безрезультатной борьбы, огромные выгоды от заморской торговли, правление «пограничными» Америками, одним словом, Англии досталось будущее, а Франции — остатки прекрасного сегодня.

Прежде всего была установлена обоюдная гарантия порядка наследования. Франция признала протестантское наследование в Англии, между Францией и Испанией состоялась торжественная процедура самоотречений. Регент со своей стороны поддержал это, так же как король Ганновера и парламент вигов. Что касается разделения двух корон, то оно не помешало внутренней работе фраццузского персонала Филиппа V.

Филиппу V доставались Индии и полуостров, за исключением Гибралтара и Менорки; Франции — границы в соответствии с Рисвикским миром. Императору — Нидерланды и испанская Италия, за исключением Сицилии, отданной Пьемонту. Между двумя великими континентальными державами (население имперской конфедерации примерно на 3 млн. человек превышало французское население, бывшее при этом богаче и однороднее) находился защитный экран «барьеров». По голландской концепции, обобщенной и преобразованной англичанами, система барьеров была установлена от Северного моря до Апеннин в зонах пересечения интересов Бурбонов и Габсбургов: Нидерланды, Италия, рейнские земли. «Охрана их была поручена державам второстепенным, слишком слабым, чтобы они могли обеспечить ее без содействия Англии».

Урегулирования в Северной Америке касались лишь деталей: Гудзонов залив и Гудзонов пролив, Акадия,[62] Ньюфаундленд, Сент-Кристофер — давний спорный вопрос, решенный в интересах Англии. И не более. Большое значение имела многонаселенная Америка, она оставалась испанской, но экономически отошла от Испании через asiento — разрешенный корабль, огромное судно постоянно обновляемого груза, которое англичане могли посылать каждый год в порты испанской Америки в качестве торговой привилегии; [63] сам же полуостров был опутан сетью тарифов. Англия добилась в Америке преимущественного положения, какое французы получили в 1701–1712 годах во времена del Rey nuestro abuelo.[64] Кастильские Индии, оставленные под политической властью Испании, были включены в экономический кондоминиум морской Европы. Во главе этого кондоминиума стояла торговая Англия. Не бесконфликтно, не без сопротивления со стороны испанских властей. Это продолжалось вплоть до 1770 года, когда возрождающаяся Испания возжелала реколонизировать для себя кастильские Индии. Целью этого запоздалого, но эффективного усилия стала независимость. С 1715 по 1770 год три державы значительно потеснили Испанию в экономической эксплуатации кастильских Индий: и первой здесь была Франция, главным образом в Кадисе. Если положение англичан внутри монополии было несколько ниже французского, то в «коммерции на конце копья» — т. е. в контрабанде — они преобладали на 80 %. Третью позицию занимали голландцы. В 1715–1770 годах испанская Америка имела, таким образом, четыре экономические метрополии. Во главе встала Англия, Франция приближалась ко второй позиции, далеко позади шли голландцы, испанцы возглавляли замыкающих: португальцев, генуэзцев, ганзейцев и северян. Это не было обозначено в договорах, но вытекало из их практики. И так как испанская Америка продолжала иметь большое коммерческое значение, мы можем оценить одновременно масштабы и пределы английского преобладания. Так же как на континенте Франция вынуждена была в значительной степени считаться с Англией, на море и вне Европы Англии приходилось в значительной степени считаться с Францией.

Тем более что XVIII век не определялся целиком и полностью франко-английским соперничеством. Утрехтский мир привел даже к курьезной франко-английской коалиции, надо ли говорить: коалиции богатых? Династические резоны ее были очевидны. Регент боялся Филиппа V, единственного препятствия, которое отделяло его от трона в случае возможной смерти юного Людовика XV. Георг I и вигское большинство парламента в 1715–1716 годах жили под угрозой высадки якобитов, терзаемые латентным диссидентством шотландских горцев и католической Ирландии. Филипп Орлеанский боялся агентов Филиппа V. Регент тем активнее защищал status quo, поскольку знал, что Франция истощена и что Утрехтский договор отстранял бывшего герцога Анжуйского от французской