Цивилизация классической Европы

Гениальный компромисс 1689 года воплощал диалектический переход между династической преемственностью, старой верностью правителю, основой государства Нового времени, и теорией договора, выведенной Локком постфактум в 1690 году. Разрыв пришелся на более позднее время мучительного напряжения 1714–1716 годов, по смерти королевы Анны (1 августа 1714 года), на выбор ганноверской династии.

Тори Болинброка в 1711–1714 годах зашли слишком далеко, по протестантскому мнению, логика их анализа привела к англо-французскому сближению, что означало выход за пределы терпимого. Главное, в момент совпадения эффектов циклических трудностей и реконверсии военной экономики не прошел торговый договор. Отсюда насильственность переворота, который последовал за смертью второй дочери Иакова II Стюарта. Комитет регентов провозгласил ганноверского курфюрста; Георг I въехал в Лондон 20 сентября 1714 года. Восемнадцатый век был для Англии почти целиком веком вигов. Большинство английского народа с трудом примирилось с водворением иноземной династии. Английские политические институты от этого лишь живее эволюционировали к кабинетному режиму, неудачно именуемому парламентским. Восстание 1715–1716 годов показало масштабы болезни, хотя это и вышло за пределы графств горной Шотландии, Стрэтмора и некоторых районов на севере Англии. На счету ганноверской династии также запоздание присоединения кельтской Британии: Шотландии и Ирландии. Территориальный статус Британских островов покоился на «ковенанте» 1707 года для Шотландии и Лимерикском договоре

1691 года для Ирландии, но диссидентский дух горных районов Шотландии и четырех пятых католической Ирландии, на пять шестых эксплуатируемой классом протестантских латифундистов и удушаемой фиском и таможней, сохраняется в течение всего столетия. Учитывая предоставленные континентальному врагу возможности диверсии на севере и западе, не была ли структурная шаткость ганноверской Англии в конечном счете фактором благоприятным? Преодолением трудностей, которое сделает мощь британского флота вопросом жизни или смерти? Вопросом, уравновешенным фактически необходимой активной политикой на континенте и дорогостоящим порой обязательством поддерживать равновесие.

Эвикция короля была обеспечена с первых лет правления Георга I (1714–1727). Тори, защитники королевских прерогатив, континуитета существующей церкви, тори, живая и конструктивная сила европейской Англии и, в соответствии с модой континента, подозреваемая отчасти понапрасну, отчасти небезосновательно в якобитских симпатиях, тори были отстранены от власти в исключительную пользу вигов. Англия на полстолетия безальтернативно попала в руки партии британской специфичности. Протестантские сектанты по природе своей друзья Dissent (раскола), даже будучи англиканами или равнодушными, виги составляли меньшинство деревенского джентри и почти весь класс moneyed interest[66] — крупную коммерцию, финансы — в общем, восток против запада и севера. Их сближение с ганноверцами из ненависти к Стюартам не сделало из них сторонников королевских прерогатив. Они поддержали ганноверского короля на условии, что последний отказывается участвовать в управлении Англией. Процесс эвикции был завершен в правление Стенхоупа. В обмен на приращения (Бремен и Верден), обеспеченные Англией немецкому курфюршеству, король самоустранился.[67] Теперь он председательствовал только в личном совете, получал цивильный лист, тогда как кабинет правил от его имени, но в его отсутствие. Георг I не понимал английского, а Георг II (1727–1760) не говорил на нем.

В этой тихо осуществленной революции английскую политику определяли две великие фигуры. Роберт Уолпол, тори, пребывавший у власти с октября 1715 по апрель 1717 года и с 1721 по 1742 год. Этот деревенский дворянин символизировал приоритет экономического роста, пренебрежение политикой и культурой, которое глубоко отметило Англию, незаметно готовившую отдаленные условия take off, экономической революции, момента и размаха которой никто не мог предвидеть. Режим Уолпола — это систематическое использование коррупции как средства управления, примат кабинета над парламентом, педантичная приверженность непригодной избирательной системе, слабая представительность парламента, который ограничивался основными интересами джентри, мало-помалу втянутого в аграрную революцию, и различных секторов moneyed interest. Джентри были озабочены огораживанием открытых полей, искусственными лугами, экспроприацией, разгромом мелких хозяйств независимых крестьян. Благодаря мощным кредитным средствам (символизировавшимся ранней, с начала XVI века, генерализацией учета и основанием в 1694 году Английского банка) moneyed interest портов отмечают пункты на западе — в испанской империи, на востоке — в направлении Индии и, особенно, в Китае, тогда как американское пограничьё росло за счет рывка XVII века. Эта Англия не была защищена от прекращения кредита. Кризис компании Южных морей и крах bubbles (1720–1721) — «дутых бумаг», изящно выражаясь по-английски, иначе говоря, негарантированных векселей, опрометчиво выпущенных компанией Южных морей, — представляли собой английский вариант европейского и мирового кризиса, ассоциировавшегося во Франции с именем Лоу. В Англии он не имел столь катастрофических психологических последствий, как во Франции, поскольку английская система кредита уже намного превосходила хрупкие французские структуры. Уолпол во внешней политике — это еще и относительное освобождение от обязательств перед Ганновером, добрососедство с Францией, иначе говоря, разумное приятие совместного преобладания.

Вторая великая фигура английской политики — твердый империалист, столь же непримиримый по отношению к ганноверскому королю, как и по отношению к Франции, первый Уильям Питт, будущий лорд Четэм (1708–1778), победитель Франции в Семилетней войне. Переход от Уолпола к Питту вовсе не был революционным. Два человека, выходцы из одного социального класса, представляли одни и те же интересы, но в совершенно разной обстановке. Дело в том, что в середине XVIII века Англия, набравшая силу, все более и более опережала ритм континента. Англия Уолпола — это Хогартова[68] Англия в стиле регентства, Англия Питта — это Англия Пробуждения Уэсли, которая предвосхитила «Гения христианства»,[69] в то время как Франция опоздала в эпоху «Энциклопедии».

Регентство во Франции было опасным кризисом великой административной монархии; и она, сверх всяких ожиданий, доказала свою изумительную прочность. Ни янсенистское контрнаступление, ни заговор Сельямаре, ни архаичная попытка полисинодии по наущению друзей Сен-Симона не стали серьезной угрозой делу Великого Короля. Потому что опомнился регент, Филипп Орлеанский, которому хорошо служил Дюбуа, а самое главное, юный король Людовик XV, выйдя из детского возраста, избавил Францию и Европу от беспощадной войны за наследство.

Франция эпохи регентства приняла участие в оживлении морской активности 1717–1720 годов. Этот подъем, бывший лишь отвлекающим маневром, произошел во Франции в результате умного, но опасного эксперимента Лоу. От западной компании до компании Индий, от колонизации Луизианы до гигантской кредитной операции, направленной на моментальное продвижение Франции вперед Англии в порядке бумажных денег (3 млрд бумажных на 0,5 млрд в звонкой монете) без психологической подготовки, без экономической культуры, в условиях нестабильной конъюнктуры. Нигде в Европе не было столь всеобъемлющего и столь желанного краха (февраль — июль 1720). После нескольких лет глубоких пертурбаций стабилизационные меры герцога Бурбонского в 1726 году обеспечили Франции два столетия монетарной устойчивости (лишь на мгновение прерванной революционным экспериментом с ассигнациями). После долгого умиротворительного министерства Флёри (1726–1743), соответствующего правлению Уолпола в Англии, административная монархия продолжала развиваться в том же духе.

Но при Орри, Машо д’Арнувиле, д’Аржансоне администрация во Франции была лучше, чем правление. Долгие серии консульской документации, записки и доклады интендантов, укрепление регистрации гражданского состояния, огромные усилия по сбору статистической информации ведомством генерального контролера доказывают, что судьбу Франции, несмотря на слабость Людовика XV, его колебания, его любовниц, определяло эффективное, стремящееся к общественному благу правительство, которое еще не было парализовано ни парламентской Фрондой, ни латентным бунтом привилегированных.

В начале 60-х годов турецкий откат стал фактом. Европа получила приращение в самом центре массива новой империи Габсбургов. Россия посредством моря и благодаря украинскому пионерскому фронту соединилась с бассейном Атлантики. На заморских территориях европейская Америка пополнилась Центральной Бразилией, а англо-саксонский пионерский фронт достиг Аппалачей, тогда как Индия и Китай