– Вы когда-нибудь видели черного спортсмена-горнолыжника?
– Кажется, нет, – ответил Майкл, поняв смысл ее вопроса. – Но ведь до Джеки Робинсона в национальной лиге тоже не было черных бейсболистов.
– Я говорила об этом с папой, – серьезно заявила Рита. – Обожди лет пятьдесят, сказал он. Через пятьдесят лет мне исполнится шестьдесят шесть. Много шестидесятишестилетних горнолыжниц участвовало в последней олимпиаде? А я еще не самая быстрая в семье. Видели бы вы моего брата…
– Сколько ему лет?
– Восемнадцать.
– Чем он занимается?
– Помогает отцу.
– Мы могли бы покататься втроем, – предложил Майкл.
– По четвергам он свободен.
Приглашение заметно обрадовало ее. Она казалась то ребенком, то взрослой, то снова ребенком.
– А ты?
– Я свободна по утрам. Работаю c ленча и до десяти вечера.
– Тогда мы можем договориться на следующий четверг. Кататься с Дейвом Калли чаще, чем раз в месяц, мне не по силам. А один я тоже не люблю.
– Чудесно. Если только вы не будете заняты с мадам.
– О, ты уже знаешь, что я прикреплен к ней?
– Новости летят быстро. Город маленький…
– Как она катается?
– Отлично. – В тоне девушки снова появилась снисходительность, на этот раз не имеющая отношения к цвету ее кожи. – Для своего возраста.
Майкл улыбнулся:
– А знаешь, я ее старше.
Рита по-детски засмеялась:
– Опять я… Извините.
– Все в порядке, – сказал Майкл и подумал, что ему следует привыкнуть к тому, что сверстники Риты считают всех, кому за тридцать, дряхлыми стариками, стоящими на краю могилы.
Они кончили пить и подошли к «порше». Рита больше не возражала против того, чтобы он нес обе пары лыж.
Майкл укрепил лыжи на стойках, сунул палки назад, и Рита с комфортом устроилась на переднем сиденье.
– Мистер Сторз, можно вас о чем-то попросить?
– Конечно.
– Тогда поедем медленно. Я хочу, чтобы все увидели меня в этой машине.
Майкл не спеша поехал по главной улице городка. Рита небрежно помахала двум знакомым, не переставая возбужденно болтать. Лыжи вовсе не главное ее увлечение, сказала девушка, больше всего на свете она хочет стать певицей. Она поет в церковном хоре, даже солирует, но это совсем не то.
– О чем я мечтаю на самом деле, – призналась Рита, – так это выходить на сцену в экстравагантном костюме, в перьях, блестках и высоких сапогах, мой любимый цвет – красный, наверно, из-за «Дип пепл»[16], толпа орет в двадцать тысяч глоток «Рита! Рита!», а я беру в руки микрофон и выдаю одну песню за другой, все сходят с ума, ломают кресла и колесят по свету за мной и моей группой – Нью-Йорк, Сан-Франциско, Лондон, Париж… а деньги сыплются так быстро, что мне приходится нанять трех человек с высшим образованием, чтобы они успевали их подсчитывать!
Майкл улыбнулся наивному представлению о красивой жизни, он надеялся, желая Рите добра, что ее мечты никогда не сбудутся. Но у него не хватило мужества напомнить девушке о многих популярных певцах, поклонники которых вытворяли в их честь Бог знает что, а сами они гибли от наркотиков или совершали самоубийства, не дожив до тридцати лет. Вместо этого он сказал:
– У меня есть один друг, француз, прекрасный музыкант, он играет на пианино и поет в барах. На днях он приезжает сюда, я попрошу его послушать тебя, он сможет дать немало ценных советов.
– Вы шутите… – От радости она лишилась дара речи.
– Нет. Честное слово.
– Мистер Сторз, вы самый добрый человек, какого я встречала.
– Надеюсь, – сказал он, смущенный силой ее чувств, – ты еще встретишь немало добрых людей, гораздо добрее меня.
Последние несколько сотен ярдов до отеля она ехала, откинув голову на обтянутый кожей подголовник и закрыв глаза, лицо ее светилось мечтательной улыбкой.
Когда он снимал ее лыжи со стоек, она сказала:
– Вам надо убрать свои тоже. Здесь крадут лыжи. Грин-Холлоу сейчас – настоящий рай, но вместе со снегом тут появляются разные мерзкие типы.
