— Нет, что ты! — стараясь не обидеть ее, возразил Майкл. — Никакого желания.
— Ты все время пялишься на других женщин, — упрекнула его Фрэнсис. — Не пропускаешь ни одной во всем Нью-Йорке. Черт бы тебя подрал!
— Ах, да успокойся! — Майкл притворился, что шутит. — Мне нравятся только красивые. Ну а сколько красивых женщин в Нью-Йорке? Можно по пальцам пересчитать. Штук семнадцать, не больше.
— Нет, гораздо больше. И ты это прекрасно знаешь. Во всяком случае, об этом думаешь, куда бы ни пошел.
— Это неправда. Время от времени — может быть. Я смотрю на красивую женщину, если она проходит мимо. На улице. Да, признаюсь, я засматриваюсь иногда на красивых женщин, но только на улице… И то время от времени…
— Повсюду и везде, — не сдавалась Фрэнсис. — В любом месте, где бы мы ни были. В ресторанах, в подземке, в театрах, на лекциях, на концертах.
— Послушай, дорогая, — возразил Майкл. — Я смотрю на все: на женщин и на мужчин, на эскалаторы в метро, на маленькие, красивые цветочки в поле; хожу в кино. В общем, я изучаю, так сказать, вселенную.
— Ты посмотрел бы на свои глазки, когда ты время от времени изучаешь вселенную на Пятой авеню! — продолжала она осыпать его упреками.
— Послушай, Фрэнсис, я женатый человек, я счастлив в браке. — Он нежно прижимал к себе ее локоток, зная, что ей это нравится. — Я вполне могу стать примером для всего нашего двадцатого столетия. Счастливая супружеская пара — мистер и миссис Лумис.
— Ты это серьезно?
— Фрэнсис, крошка…
— Ты на самом деле счастлив в браке?
— Конечно, какие могут быть сомнения! — Майкл чувствовал, что все приятное воскресное утро идет насмарку, идет ко дну, как потерпевший катастрофу корабль. — Скажи на милость, какого черта мы об этом говорим? Какой в этом смысл?
— Мне самой хотелось бы знать.
Фрэнсис пошла быстрее, глядя только перед собой, и на ее лице ничего не отражалось. Так с ней бывало всегда, когда они ссорились или она чувствовала себя плохо.
— Я ужасно счастлив в браке, — терпеливо продолжал Майкл. — Мне завидуют все мужчины в возрасте от пятнадцати до шестидесяти лет в штате Нью-Йорк.
— Прекрати ребячиться! — перебила его Фрэнсис.
— У меня есть замечательный дом, — не слушал ее Майкл, — много хороших книг, имеется граммофон и куча друзей. Я живу в любимом городе, живу так, как мне нравится; я выполняю любимую работу, живу с женщиной, которая мне очень нравится. Если случается что-то хорошее, разве я не бегу, радостный, к тебе? А когда беда, разве я не плачу на твоем плече?
— Прекрати! — не сдавалась Фрэнсис. — Ты не пропускаешь ни одной женщины, проходящей мимо.
— Ну, это преувеличение!
— Ни одной. — Фрэнсис отняла у него свою руку. — Если она дурнушка, ты тут же отворачиваешься. Если она хотя бы чуть привлекательна, ты следишь за ней не спуская глаз шагов семь-восемь…
— Боже, о чем ты говоришь, Фрэнсис!
— Ну а если она в самом деле красива, так ты готов свернуть себе шею…
— Послушай, пойдем лучше чего-нибудь выпьем! — Майкл остановился.
— Мы только что позавтракали.
— Послушай, дорогая! — продолжал уговаривать ее Майкл, осторожно подбирая слова. — Какой чудный денек, нам обоим так хорошо — зачем портить себе настроение? Давай как следует проведем это прекрасное воскресенье!
— Оно было бы прекрасным, если бы только у тебя не было такого вида, словно ты умираешь. Тебе не терпится побежать за первой же юбкой на Пятой авеню.
— Пошли лучше что-нибудь выпьем! — снова предложил Майкл.
— Я не хочу пить.
— Но чего же ты хочешь? Ссоры?
— Нет, — ответила Фрэнсис с таким несчастным видом, что Майклу в самом деле стало ее жаль. — Нет, я не хочу ссоры. Не знаю, право, для чего я все это начала. Ладно, оставим! Давай хорошо проведем время, развлечемся!
Вновь взялись за руки и вошли в Вашингтон-сквер. Там молча гуляли среди детских колясок, стариков итальянцев в воскресных костюмах и молодых девушек в коротких юбках из шотландки1.
— Надеюсь, сегодня будет хорошая, увлекательная игра, — начала Фрэнсис после долгого молчания точно таким доброжелательным тоном, каким разговаривала с ним за завтраком и в начале прогулки. — Мне нравятся игры футболистов-профессионалов. Нещадно лупят друг дружку и ничего, словно сделаны из железобетона. А как резко останавливают, валяют, возят по траве, — говорила она, чтобы заставить Майкла улыбнуться. — Это и впрямь захватывает!
— Хочу тебе кое в чем признаться, — с самым серьезным видом откликнулся Майкл. — Я никогда не прикасался к другой женщине. Ни разу. За все эти пять лет.
— Ладно, оставим.
— Ты мне веришь или не веришь?
— Оставим, оставим.
Они шли мимо длинных скамей, где не было ни одного свободного места, поставленных под раскидистыми, с густой листвой, деревьями городского парка.
— Я же стараюсь этого не замечать, — продолжала Фрэнсис, словно разговаривая сама с собой… — Стараюсь убедить себя, что все это чепуха. Мужчины вообще такие, вот я и говорю себе: пусть поймут, чего им не хватает.
— И женщины тоже, — подхватил Майкл. — В свое время я видел одну-две.
— Лично я даже не смотрела на других мужчин, — призналась Фрэнсис, по-прежнему шагая прямо и глядя перед собой. — После нашего второго свидания.
— Но ведь на сей счет не существует никаких законов.
— Мне становится ужасно не по себе, все нутро переворачивается, когда ты смотришь на проходящую мимо женщину. Я вижу в твоих глазах огоньки — точно так ты смотрел на меня в тот первый раз, когда мы встретились в доме Алисы Максуэлл. Ты стоял в гостиной, возле радиоприемника, в зеленой шляпе на голове, а вокруг очень много гостей.
— Да, помню эту шляпу.
— Тот же взгляд, — не останавливалась Фрэнсис, — и мне от него становится тошно. В результате я ужасно себя чувствую.
— Шшш, дорогая, прошу тебя, потише!
— Теперь, пожалуй, я выпила бы.
Молча пошли к бару на Восьмой улице; Майкл машинально поддерживал Фрэнсис за руку, когда переступали через бордюр, оберегая ее от несущихся автомобилей. Он застегнул пальто и шел, глядя на свои начищенные до блеска коричневые ботинки. В баре сели за столик возле окна; лучи нежаркого ноябрьского солнца проникали сквозь чисто вымытые стекла, в камине плясал шаловливый костерок. Официант-японец принес им тарелочку с солеными баранками и стоял со счастливым видом, радушно им улыбаясь.
— Ну, что ты закажешь теперь после нашего завтрака? — спросил Майкл.
— Наверно, бренди.
— Принесите курвуазье, — обратился Майкл к официанту. — Два курвуазье.
Тот очень быстро принес два бокала, и они, сидя на солнце, с удовольствием потягивали приятный напиток. Майкл, осушив бокал наполовину, выпил воды.
— Да, я смотрю на женщин, — признал он. — Ты права. Не знаю хорошо это или плохо, но я на них смотрю, и все тут. А если, проходя мимо, я на них не смотрю, то тем самым дурачу и тебя, и самого
