Назад к Мафусаилу

Барнабас. Так вот, когда сегодня американцу показали на экране всех этих четверых покойников, выяснилось, что они и архиепископ — одно и то же лицо. Вы и теперь скажете, что я помешанный?

Бердж-Лубин. Да, и притом буйный.

Барнабас. Верить мне своим глазам или нет?

Бердж-Лубин. А это уж как вам угодно. Могу сказать одно: если ваши глаза не видят разницы между одним живым архиепископом и двумя мертвыми, я таким глазам не верю.

Звонок на коммутаторе. Бердж-Лубин нажимает кнопку.

Слушаю.

Женский голос. Архиепископ Йоркский просит президента принять его.

Барнабас (хриплым от бешенства голосом). Тащите его сюда! Я потолкую с этим негодяем!

Бердж-Лубин. Только не в теперешнем вашем состоянии.

Барнабас (дотянувшись до кнопки и яростно нажимая ее) . Немедленно впустить архиепископа!

Бердж-Лубин. Помните, Барнабас: если вы потеряете самообладание, нас будет двое против одного.

Входит архиепископ. На шее у него, под черным галстуком, белая повязка. Одет он в нечто вроде шотландской юбочки из черных лент, мягкие черные сапоги с застежками до колен. Костюм его выглядит почти так же, как у президента и верховного статистика, только выдержан в черно-белых тонах. Это, несомненно, преподобный Билл Хэзлем, хотя он старше того молодого человека, который когда-то ухаживал за Сэвви Барнабас. На вид ему не больше пятидесяти, но и для этого возраста он сохранился на редкость хорошо. Правда, былые мальчишеские замашки исчезли: теперь он — воплощенная респектабельность. Заметно, что президент его немного побаивается: поэтому вполне естественно и неизбежно, что архиепископ первым начинает разговор.

Архиепископ. Добрый день, господин президент!

Бердж-Лубин. Добрый день, господин архиепископ! Садитесь, пожалуйста.

Архиепископ (усаживаясь между Бердж-Лубином и Барнабасом). Добрый день, господин верховный статистик!

Барнабас (злобно). Добрый день! Не возражаете, если я задам вам один вопрос?

Архиепископ (изумленный его недружелюбным тоном, с любопытством глядит на него). Нисколько. Что вас интересует?

Барнабас. Что такое, по-вашему, вор?

Архиепископ. По-моему, изрядно устаревшее слово.

Барнабас. В моем ведомстве оно еще имеет официальное хождение.

Архиепископ. В наших ведомствах полно пережитков. Посмотрите на мой галстук, передник, башмаки. Явные пережитки, но без них я, вероятно, не был бы подлинным архиепископом.

Барнабас. Еще бы!.. Так вот, слово «вор» по-прежнему имеет хождение в моем ведомстве, потому что в обществе по-прежнему имеет место такое явление, как воровство. Явление весьма мерзкое и позорное.

Архиепископ (холодно). Безусловно.

Барнабас. Для моего ведомства, сэр, вор — это человек, который превышает установленный для него законом срок жизни и получает народные деньги даже тогда, когда любой честный человек на его месте давно был бы покойником.

Архиепископ. В таком случае, сэр, позволю себе заметить, что ваше ведомство плохо знает свои функции. Если вы ошиблись в исчислении продолжительности человеческой жизни, вина за это ложится не на тех, кому вы неправильно исчислили срок жизни. А когда они к тому же продолжают трудиться и производить, их существование окупается даже в том случае, если они проживут несколько столетий.

Барнабас. Меня не интересует, как они трудятся и что производят. Это не дело моего ведомства. Меня касается одно — продолжительность их жизни, и я повторяю, что никто не имеет права жить и получать деньги, коль скоро ему положено умереть.

Архиепископ. Вы не понимаете взаимосвязи дохода и производительности.

Барнабас. Зато я понимаю, в чем состоят обязанности моего ведомства.

Архиепископ. Этого мало. Ваше ведомство лишь часть синтеза всех ведомств.

Бердж-Лубин. Синтез? Это отвлеченное понятие; следовательно, дело Конфуция. На днях я слышал от него это слово и еще тогда спросил себя, что за чертовщину оно означает. (Вставляет вилку.) Алло! Соедините меня с премьер-министром.

Голос Конфуция. Премьер-министр у аппарата.

Бердж-Лубин. Старина, тут нам попалось одно отвлеченное понятие. Никак не можем разобраться. Зайдите и растолкуйте.

Архиепископ. Позволено ли мне спросить, в какой связи встал этот вопрос?

Барнабас. А-а, теперь вы, кажется, почуяли, чем тут пахнет? Вы-то, конечно, считали себя в полной безопасности. Вы…

Бердж-Лубин. Спокойно, Барнабас! Не спешите.

Входит Конфуций.

Архиепископ (вставая). Здравствуйте, господин премьер-министр!

Бердж-Лубин (непроизвольно подражая архиепископу, также встает). Удостойте нас чести присесть, о мудрый!

Конфуций. Церемонии излишни. (Кланяется собравшимся и садится на конце стола.)

Президент и архиепископ занимают свои места.

Бердж-Лубин. Мы хотим просить вас, Конфуций, рассмотреть один казус. Допустите, что человек, не считаясь с официально установленным для него сроком жизни, прожил больше, чем два с половиной столетия. Имеет ли в данном случае верховный статистик право назвать его вором?

Конфуций. Нет. Но он имеет право назвать его обманщиком.

Архиепископ. Не нахожу, господин премьер-министр. Сколько, по- вашему, мне лет?

Конфуций. Пятьдесят.

Бердж-Лубин. Нет, меньше. Вам сорок пять, но на вид вы еще моложе.

Архиепископ. Мне двести восемьдесят три.

Барнабас (с мрачным торжеством). Ну? Я — помешанный?

Бердж-Лубин. Вы оба помешанные. Прошу прощения, архиепископ, но это уж… э-э… слишком.

Архиепископ (Конфуцию). Господин премьер-