бренди, поднялся в номер, разделся и лег в постель. Я проспал двенадцать часов и проснулся лишь тогда, когда лучи яркого утреннего солнца заливали всю комнату. С детских лет я не спал так крепко и безмятежно.
5
Утром я быстро уложил вещи и с чемоданами в руках спустился в лифте, стараясь избежать встречи с посыльным. Расплатившись в конторе, я вышел на крыльцо и внимательно огляделся по сторонам, не следит ли кто-нибудь за мной. Не заметив ничего подозрительного, сел в такси и поехал на конечную автобусную станцию, где купил билет в Вашингтон. Никому, конечно, и в голову не придет искать здесь человека, который украл сто тысяч долларов.
В Вашингтоне я было сунулся в лучший отель города «Мзйфлауер», но портье сразу отрезал, что мест нет. По его повадкам было видно, что у них останавливаются лишь особо влиятельные лица и чуть ли не по указанию из Белого дома. Я тут же решил, что надо непременно купить себе новое шикарное пальто. Все же портье был достаточно вежлив, чтобы указать отель поблизости, где обычно бывают свободные номера. Примерно таким же тоном он мог порекомендовать мне своего приятеля, который обычно носит грязные рубашки.
Тем не менее портье оказался прав. В новом, свежевыкрашенном здании указанной им гостиницы, походившем на типичный американский мотель, были свободные номера. Я зарегистрировался под собственным именем. Мне казалось, что уж, по крайней мере, в Вашингтоне-то я могу чувствовать себя в безопасности.
Припомнив рассказы о том, как грабят на улицах столицы, я предусмотрительно сдал на хранение в отеле свой бумажник с деньгами, оставив себе сотню долларов на повседневные расходы. Так или иначе, надо было избегать помощи правосудия по любому поводу. Опасность для меня таилась уже на их пороге. Тем более что в субботу ничью в Вашингтоне один закон — пистолет.
Последний раз я был в Вашингтоне в 1968 году, когда доставил на самолете группу республиканцев из Вермонта на церемонию вступления в должность президента Ричарда Никсона. В самолете было много пьяных, и большую часть пути я провел в спорах с пьяным сенатором от штата Вермонт, который во время второй мировой летал на бомбардировщике В-17, а теперь то и дело приставал ко мне, чтобы я передал ему управление. Я не пошел ни на церемонию, ни на торжественный бал, куда наши республиканцы добыли мне пригласительный билет. В то время я считал себя демократом. Не знаю, кем бы я сейчас посчитал себя.
Помню, что тот день я провел на Арлингтонском кладбище. Оно казалось самым подходящим местом, где следовало отметить вступление Ричарда Никсона на пост президента США.
Мой дядя, отравленный газами в первую мировую войну при сражении в Аргонском лесу, покоился на этом кладбище. Меня тут, конечно, не похоронят. Я не ветеран войны. Был слишком молод для войны в Корее и не имел никакого желания отправиться на войну во Вьетнаме (служба в гражданской авиации освобождала от призыва, а пойти добровольцем уж никак не прельщало). Бродя среди могил, я не сожалел о том, что меня не положат рядом с героями. Я никогда не был драчлив, и, хотя был патриотом, охотно почитавшим наш флаг, тем не менее войны вовсе не привлекали меня. Мой патриотизм не доходил до кровожадности. Однако вернемся к моему теперешнему приезду в Вашингтон.
На следующее утро я вышел из отеля. У стоянок такси выстроились длинные очереди. Я пошел пешком, надеясь, что удастся по пути подхватить машину. Денек выдался погожий, сравнительно теплый, особенно приятный после кусачего нью-йоркского холода. От улицы, по которой я шел, так и веяло достоинством и процветанием. Прохожие, как на подбор, были хорошо одеты и благонравны. Я прошагал полквартала рядом с дородным и чинным джентльменом, облаченным в полушубок с норковым воротником. Шагал он величаво, словно конгрессмен. А может, он и впрямь был конгрессменом, кто их тут знает. Я хмыкнул, представив, как он отреагирует, если я подойду к нему, схвачу за петлицу и начну рассказывать, чем занимался сегодня с раннего утра.
Вместо этого я окликнул такси, которое остановилось у перехода на красный свет. Лишь подойдя к машине, я заметил на заднем сиденье пассажирку. Однако таксист, седой негр, опустил стекло и спросил:
— Вам куда, мистер?
— В Госдепартамент.
— Садитесь. Вам по пути с леди.
— Не возражаете, мадам? — открыв дверцу, спросил я.
— Безусловно возражаю, — резко ответила молодая, довольно хорошенькая блондинка, которую портило в эту минуту то, что она зло поджимала губы.
Извинившись, я уже собрался отойти от машины, когда таксист распахнул переднюю дверь и окликнул меня.
— Садитесь ко мне, — пригласил он.
Вот назло тебе, сука, подумал я и, не взглянув на нее, сел рядом с шофером. Сзади донеслось злобное бормотание, но ни я, ни шофер не обратили на это внимания. Ехали мы в полном молчании.
Когда машина остановилась у какого-то правительственного здания с колоннами, пассажирка наклонилась вперед, взглянула на счетчик и сказала:
— Доллар сорок пять.
— Да, мадам, — кивнул таксист. Порывшись в сумочке, она оставила деньги на заднем сиденье.
— Не надейтесь, что я вам прибавлю, — бросила она, вышла из машины и, сердито поводя плечами, скрылась за массивной парадной дверью. Ножки-то у нее хороши, приметил я, провожая ее взглядом.
Таксист перегнулся и сгреб деньги с заднего сиденья.
— Чинушка, — фыркнул он.
— Точнее, стерва, — сказал я. Таксист громко рассмеялся.
— В этом городе быстро приучишься получать скорее шишки, чем пышки, — сказал он. И пока мы ехали, таксист все покачивал головой и посмеивался.
Когда мы приехали, я дал ему доллар на чай.
— Нет худа без добра, и та блондинка помогла, — улыбнулся он, благодаря меня.
Я вошел в здание Госдепартамента и разыскал справочное бюро.
— Мне бы хотелось увидеть мистера Джереми Хейла, — обратился я к девице в справочном.
— Вы знаете, в какой он комнате?
— Боюсь, что нет.
Девица досадливо вздохнула. Как видно, в Вашингтоне было полно вот таких девиц, тяжелых на подъем. Пока она листала толстенький алфавитный справочник, я с улыбкой вспомнил, как однажды, много лет назад, сказал Хейлу: «Твоя фамилия, Джерри, вознесет тебя в Госдеп».
— Мистер Хейл назначил вам? — затем строго спросила девица.
— Нет.
Я много лет не видел Хейла и не переписывался с ним. Он, конечно, не ожидает меня. В школе мы учились в одном классе и дружили. Когда я работал в Вермонте, мы зимой вместе ходили на лыжах, потом он уехал за границу.
— Вашу фамилию, будьте добры.
Я назвал себя, девица позвонила по телефону и затем выписала пропуск.
— Мистер Хейл ждет вас, — напутствовала она меня, вручая пропуск, на котором был указан номер комнаты.
— Благодарю вас, мисс, — сказал я и только тут заметил, что у нее на пальце обручальное кольцо.
В лифте, который был почти полон; царило чинное молчание, никто не проронил ни слова. Государственные тайны бдительно охранялись.
В длиннющем ряду совершенно одинаковых дверей, тянувшихся вдоль бесконечного, уходившего куда-то вдаль коридора, я обнаружил на одной двери табличку с именем моего школьного друга. Что все эти
